Элия Барсело - Тысяча евро за жизнь

Он гулял целый час и затем решил вернуться в дом. Хотелось ещё оставить себе время, чтобы взять из кухни чего-нибудь выпить или съесть, — не потому, что был голоден, а просто из желания сознательно пожевать что-нибудь, что оставит хоть какие-то вкусовые ощущения.

Он как раз проходил под гигантскими деревьями омбу в саду перед домом, когда ему почудилось, что на краю бассейна мелькнула тень. Не будучи уверенным, он спрятался за стволом дерева и выглянул оттуда. Это действительно была женщина, серебристый силуэт в халате. Она сбросила с себя халат и очень медленно стала спускаться по ступеням широкой мраморной лестницы в воду. Молодая темнокожая женщина с длинными волнистыми волосами.

У него пересохло во рту. Значит, женщина в доме всё-таки есть. Женщина, ради которой старик захотел себе молодое тело.

На несколько минут он замер в неподвижности, спрятавшись в тени, и растерянно наблюдал, как она играла в воде. Он ждал, когда она перестанет плескаться, чтобы ему уместно было показаться из-за дерева и заговорить с ней, и вместе с тем он хотел, чтобы она никогда не переставала, чтобы ночь никогда не кончалась, чтобы он мог смотреть и смотреть, как она плещется, разбрызгивая вокруг серебряные капли.

Потом девушка вышла из воды, повернулась к нему спиной, и он двинулся вперёд, одновременно и боясь этой встречи, и желая её.

— Добрый вечер, — сказал он по-французски, на единственном иностранном языке, каким владел.

Она обернулась к нему, испуганная и сконфуженная.

— Добрый вечер, мадам, — повторил он, надеясь, что его голос, хриплый оттого, что он уже так давно им не пользовался, звучит не угрожающе.

Она поспешно накинула халат и, когда он уже думал, что она убежит, не ответив, снова повернулась к нему с улыбкой.

— А мы знакомы, ты не помнишь? — спросила она, к его великому удивлению, и тоже по-французски. — Мы знакомы по санаторию. Я была в том же зале ожидания, когда ты… когда они тебя забрали. Вспомнил теперь?

— Ты меня перекрестила, когда я уходил, верно?

Она кивнула.

— Мне бы сделать тогда то же самое для тебя, — сказал он неловко. — Но я в тот момент не подумал. Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты.

Тени телохранителей вышли на свет из-под деревьев, довольно нерешительно остановившись в отдалении.

— Давай присядем, — предложил он и показал на белые шезлонги под решётчатым навесом, увитым бугенвилиями. — Я два месяца ни с кем не разговаривал.

— Я тоже, — улыбнулась она и протянула ему руку.

Их прикосновение было как электрический разряд. До этого момента он не осознавал, насколько это было ему необходимо, — чтобы к нему прикоснулся другой человек.

— Можно мне тебя обнять? Прошу тебя.

Она слегка кивнула, и какое-то время они стояли, молча обнявшись, полностью сосредоточившись на этом невероятном чувстве: ощущать своим телом другое тело, живое и тёплое. Её голова едва доставала ему до плеча, тело было невероятно нежным и хрупким, и всё же именно это ощущение удерживало его в действительности, как якорь.

— Мне это было необходимо, — тихо сказал он и ослабил объятия, не желая, однако, совсем отпускать её.

— Мне тоже, — прошептала она.

— Идём. Давай сядем здесь. Я принесу нам чего-нибудь выпить.

Через минуту он вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами из такого тонкого стекла, что они казались надутыми из мыльных пузырей.

— Мы оба живём в этом доме? — спросил он после первого глотка, когда они оба выпили, не чокнувшись, но не сводя глаз друг с друга.

— Да. Днём мы — старая супружеская пара. Кристофоль Пейро и Анна Саладрига.

— Откуда ты это знаешь?

Его мгновенно охватила паника. Если она знает такие вещи, то у неё, должно быть, есть доступ к сознанию другой женщины. Он же, напротив, совершенно ничего не знал о своей дневной жизни.

Она, кажется, почувствовала его ужас и снова улыбнулась.

— Анна ведёт дневник. Я читаю его каждую ночь. Именно поэтому я знаю также, что они миллионеры. Муж, то есть ты, — она снова улыбнулась, — владелец множества предприятий. У них двое взрослых детей, несколько внуков и даже двое правнуков. Иногда Анна испытывает из-за нас угрызения совести, но она так счастлива с тех пор, как снова стала молода, что эти терзания постепенно отпускают её. Она утешает себя мыслью, что сделала что-то хорошее для многих незнакомых людей. Для наших семей.

У него подкатил к горлу комок, и он отвернулся в сторону сада, разглядывая тени. Она продолжала говорить: