Клиффорд Саймак - Мираж

- Человеку холодно, - произнес Седьмой.

- Холодно, - согласился Уэбб.

- Одному холодно, - объявил Седьмой. - Двоим тепло.

Пушистое существо залезло к нему на грудь, обняло за шею. Спустя мгновение Уэбб осмелился прижать существо к себе.

- Спи, - произнес Седьмой. - Тепло. Спи...

Уэбб доел остатки своих припасов, и тогда семеро "древних" вновь сказали ему:

- Мы позаботимся...

- Человек умрет, - настойчиво повторял Уэбб. - Нет еды. Человеку смерть.

- Мы позаботимся, - твердили семь маленьких существ, выстроившись полукругом. - Позаботимся позже...

Он понял их так, что сейчас еды для него нет, но позже она должна появиться.

Они снова двинулись в путь.

Пути, казалось, не будет конца. Уэбб падал с ног и кричал во сне. Он дрожал мелкой дрожью даже тогда, когда удавалось отыскать древесину и они сидели, скорчившись, у костра. День за днем только песок и скалы - ползком вверх на крутой гребень, кубарем вниз с другой стороны или шаг за шагом по жаркой равнине, по морскому дну давно минувших эпох.

Путь превратился в монотонную мелодию, в примитивный ритм, в подпевку из трех звенящих нот, заунывную, нескончаемую, которая стучит в висках весь день и еще многие часы после того, как настала ночь и путники остановились на отдых. Стучит до головокружения, пока мозг не отупеет от стука, пока глаза не откажутся четко видеть мир и мушку пистолета - надо встретить огнем нападающего, подползающего или пикирующего врага, вдруг возникающего ниоткуда, а она превращается в расплывчатый шарик.

И повсюду их подстерегали миражи, вечные марсианские миражи, которые, кажется, граничат вплотную с реальностью. Мерцающие картины вспыхивали в небе: вода, и деревья, и неоглядные зеленые степные дали, каких Марс не видел на протяжении бессчетных столетий. Словно, как говорил себе Уэбб, минувшее красуется за ними по пятам, словно оно по-прежнему существует и пытается нагнать тех, кто ушел вперед, оставив былое позади против его воли.

Он потерял счет дням, заставляя себя не думать о том, сколько еще таких дней до цели; в конце концов ему стало мерещиться, что так будет продолжаться вовеки, что они не остановятся никогда и это их пожизненный удел - встречать утро в голой пустые и брести по пескам вплоть до прихода ночи.

Он допил остатки воды и напомнил семерым, что не сможет жить без нее.

- Позже, - ответили они. - Вода позже.

И действительно, в тот же день они вышли к городу, и там, в туннеле, глубоко под лежащими на поверхности руинами, была вода - капля за каплей, мучительно медленно, она сочилась из разбитой трубы. Но все равно - вода, даже еле капающая, на Марсе была чудом из чудес.

Семеро пили сдержанно: они столетиями приучали себя обходиться почти совсем без питья, приспособились к безводью и не страдали от жажды. А Уэбб лежал у разбитой трубы часами, подставляя под капли ладони, стараясь накопить хоть немного воды, прежде чем выпить ее одним глотком, а то и просто отдыхая в прохладе, что было само по себе блаженством.

Потом он заснул, проснулся и выпил еще немного; теперь он отдохнул и жажды больше не чувствовал, но тело кричало криком, требуя еды. А еды не было и не было никого, кто мог бы ее принести. Маленькие существа куда-то скрылись.

"Они вернутся, - успокаивал он себя. - Они ушли ненадолго и скоро вернутся. Они ушли, чтобы достать мне еды, и вернутся, как только достанут..."

Все его мысли о семерых были именно такими, добрыми мыслями.

Не без труда Уэбб выбрался наверх тем же туннелем, который привел его к воде, и наконец очутился возле развалин. Развалины лежали на холме, господствующем над окружающей пустыней; с вершины холма открывался вид на многие мили, и, в каком направлении ни взгляни, местность шла под уклон.

По правде говоря, от развалин почти ничего не осталось. Легче легкого было бы пройти мимо холма и не заметить никаких следов города. Тысячелетия кряду здания осыпались, обрушивались, а то и крошились в пыль; в проемы просачивался песок, покрывая остатки стен, заполняя пространство между ними, пока руины не становились просто-напросто частью холма.

То здесь, то там Уэбб натыкался на осколки камня со следами обработки, на керамические черепки, но сам понимал, что, не ищи он их специально, он спокойно мог бы пройти мимо, приняв эти осколки и черепки за обычные обломки породы, без счета разбросанные по поверхности планеты.

Туннель вел в недра погибшего города, в усыпальницу рухнувшего величия и померкшей славы народа, потомки которого ныне бродили, как звери, по древней пустыне, еле-еле сохранив диалект - жалкое воспоминание о культуре, процветавшей некогда в городе на холме. Уэбб нашел в туннеле свидетелей тех далеких дней - большие глыбы обработанного камня, сломанные колонны, плиты мостовой и даже нечто, бывшее некогда, по-видимому, прекрасной статуей.