Виктория Гетто - Волк. Зрелость.

— Как знаешь. Моё дело предложить, твоё — отказаться.

Саури гордо прошествовала к выходу из кабинета начальника, но замерла уже на пороге, обернувшись:

— Почему ты проявляешь доброту ко мне? По приказу светлой Ооли?

Ответом был удивлённый взгляд:

— Ты меня удивляешь, саури. Неужели у вас, в Кланах, нет взаимовыручки, поддержки друг друга, по крайней мере — помощи сослуживцам?

— Сослуживцам? Что ты хочешь этим сказать?! Ты считаешь себя равным мне?!

Она рассвирепела не на шутку, и Дмитрий залюбовался ей против воли — ушастик была чудо как хороша в этот момент.

— Не равным. Выше тебя.

И не давая ей разразиться проклятиями и руганью, добавил:

— Ведь главный здесь — я. А ты — моя подчинённая.

Получила? Саури открыла было рот, потом захлопнула его со стуком — крыть было нечем. Человек действительно являлся начальником рудника, а она — секретаршей. С треском захлопнулась дверь.

Утром она действительно не вышла к модулю, и Дмитрий вылетел в город один. Закончив свои дела и покупки, забрёл на рынок. Некоторое время слонялся среди заваленных всякой всячиной прилавков, пока ему на глаза не попала вывеска ювелира. Войдя внутрь, осмотрелся. Невысокий седой фиориец за прилавком торопливо вскочил — Рогова в городе знали очень хорошо.

— Что изволит сьере Димитри?

Мужчина осмотрелся по сторонам — новомодные застеклённые шкафчики были полны различными украшениями, но его внимание привлекло ожерелье, выполненные в старинном стиле. На небольшой золотой цепочке, украшенное прозрачными алмазами великолепной огранки.

— Вот это.

Брови фиорийца поползли вверх, он едва не подпрыгнул:

— О! Сьере Димитри! Великолепно!

— Сколько?

— Пятьдесят золотых. Отдам со скидкой!

Не колеблясь, человек выложил деньги на прилавок. Получив упакованную покупку, расстался с продавцом, рассыпающимся в поздравлениях, вышел на улицу. И лишь когда остался один, долго стоял в тихом уголке, глядя на украшение, лежащее горкой в его ладони…

…Неделя пролетела незаметно, настал день отлёта. С утра мужчина, приплясывая от нетерпения, поджидал саури возле транспортного модуля. Та вышла с небольшим чемоданчиком в руках и молча проследовала в пассажирский отсек модуля. Помявшись, мужчина спустился вниз — в трюме было холодно. Температура в нём стояла точно такая, как и за бортом…

— Ты здесь замёрзнешь. Идём в пилотскую кабину.

Девушка вздёрнула тонкий носик:

— Чтобы ты приставал ко мне?

Человек вспыхнул, но постарался сдержать эмоции:

— Мы пойдём над горами. И будет жутко холодно. В кабине же тепло и тихо.

— Обойдусь, хомо!

Дмитрий пожал плечами:

— Моё дело — предложить, твоё…

— Отказаться!

Пропела саури, отвернувшись к стенке и поплотнее укутавшись в шубу, из пушистого воротника которой торчали лишь её серые глаза. За человеком захлопнулась дверь. Спустя пару минут взревели, надавив на уши, двигатели. Модуль задрожал, а спустя пару минут рёв стал вообще непереносимым, и на тело навалилась перегрузка.

Прошло уже два часа, боль в ушах стала невыносимой, а воротник шубы покрылся сосульками от дыхания. Ююми уже не раз вскакивала с жёсткой скамьи и бегала по трюму, пытаясь согреться движением и проклиная себя за излишнюю гордость. Наконец саури сломалась. Она отперла дверцу, ведущую из трюма внутрь транспорта, бегом, на непослушных ногах, кое‑как проковыляла по галерее, ведущей в пилотскую кабину, открыла дверцу промежуточного шлюза и едва успев захлопнуть её, рванула вторую ручку, открывающую пилотскую кабину. Вырвавшийся оттуда тёплый воздух буквально обжёг ей щёки. Развалившийся в кресле человек обернулся на холодный порыв ветра, и, увидев девушку, вскочил со своего места:

— Ты — сумасшедшая! Разве можно быть такой дурой?!

Возражать не хотелось. Да она и не могла. Заледневшие губы совершенно отказывались подчиняться. А человек мгновенно, рывком оказался возле неё, его пальцы буквально разорвали застёжки шубы, затем лёгким толчком повалил её в своё кресло и сдёрнул с ног тёплые сапожки. Те, впрочем, давно уже не грели. Быстрым движением человек повернул какой то реостат, затем его ладони принялись растирать ей ничего не чувствующие ступни. Спустя пару минут энергичных движений, кожа начала что‑то чувствовать, потом ноги закололо тысячами иголок. Ююми не смогла удержать стон, и человек выругался:

— Твою ж мать! Бестолковка ушастая! Гордость в ней говорит, видите ли! Предлагают ей по хорошему, а она корчит из себя невесть что!