Альфред Ван Вогт - Вечный бой

Сейчас он не чувствовал никакой скуки. В его полностью выросшем теле разливалось тепло от напряжения сотен работающих мускулов. Куда бы он ни смотрел, все возбуждало его. Ему хотелось раскачиваться, кружиться на месте, разевать рот и размахивать руками.

Здесь так много движения. Бесчисленные автомобили… Он видел их, слышал издаваемые ими звуки. А его двигательный центры оказались незащищенными.

Как же контролировать реакцию на посторонние раздражители? Невыносимо… Модьун попробовал сдержаться. Сразу же трепет и подергивание мышц прекратились.

Успокоившись, он отказался от свободного автомобиля, который подъехал к нему. А через несколько минут сам посигналил машине, в которой сидело четверо животных и оставалось место еще для двоих.

Когда, визгнув тормозами, автомобиль остановился, Модьуну пришлось пробежать немного вперед, чтобы забраться в него. Тяжело дыша, он плюхнулся на сиденье. Он был поражен усилием, которое для этого потребовалось, и отметил реакцию тела. Усиленное сердцебиение. Внезапное расширение легких. Шумное дыхание… Так много внутренних химических изменений. Последив за ними несколько минут, он сдался на милость организма.

Интересно. Ново.

Он подумал:

«Те лекарства, которые Дода давал мне в последний период роста, подавляли излишнюю возбудимость, чтобы я жил спокойно. И, конечно, мирная обстановка, как в саду, вызывала только приятные ощущения».

Вдруг он понял, что другие пассажиры автомобиля с любопытством смотрят на него. Мысли о прошлом отошли на задний план. Он тоже стал разглядывать их с легкой вежливой улыбкой.

— Кто вы? — наконец спросил мужчина, похожий на кота. — Я не видел раньше вашу породу.

Говоривший имел отдаленное сходство с южно-американским ягуаром.

Модьун собирался ответить, что он человек, и тут понял, насколько важно замечание говорившего. Человек, властелин планеты, был им неизвестен.

«Это правда, — подумал он, — мы ведем замкнутое существование с нашими слугами и носильщиками, насекомыми, и нашими домашними животными. И мы сами не проявляли интереса к цивилизации животных и насекомых, которая существует за барьером».

Но то, что теперь внешний мир перестал понимать, кем являются он и его друзья-люди — событие уже совершенно иного рода. Это, конечно, не было частью первоначальной программы… Осознание сего неприятного факта удержало Модьуна от естественного желания сказать о себе правду. Прежде чем он смог решить, что же именно сказать, это сделал за него видоизмененный гиппопотам. Стройное существо длиной восемь футов с коротковатой шеей, сидевшее на переднем сидении, сказало, пожав плечами:

— Он — обезьяна. Их много в Африке.

Похожий на лиса индивидуум, сидевший на заднем сидении рядом с Модьуном, слабо возразил:

— Я видел много обезьян. Конечно, есть сходство, но это не обезьяна.

— Обезьяны не то, что вы да я, — сказал человек-гиппопотам. — Они бывают разных пород и не похожи одна на другую.

Его слова, казалось, убедили собеседника, потому что человек-лиса погладил подбородок, но больше ничего не сказал.

«Хорошо, — спокойно подумал Модьун. — Обезьяна? Почему бы и нет?»

За обезьяну его приняли случайно, и через какое-то время все разъяснится. Видимо, недостаток знаний помешал людям-животным признать в нем человека. Странно. Здесь кроется нечто такое, что нужно исследовать. Причина может даже стать темой интересного доклада, когда он вернется за барьер.

Итак, Модьун принялся играть роль обезьяны и завел дружескую беседу с человеком-гиппопотамом, человеком-лисой, человеком-ягуаром и привлекательным, покрытым темным пушком существом, которое вскоре назвалось медведем-гризли.

Все люди-животные были семи-восьми футов ростом. Их тела изменились до получеловеческого вида. Каждый имел руки, сидел прямо и, конечно, мог ходить вертикально.

Их компания вполне подходила для того, чтобы развеять дорожную скуку. Модьун откинулся на спинку сиденья, поглядывая на сельскую местность за окном и чувствуя, как играет сила в его теле. Возбуждение? Он сразу прогнал эту мысль. Проанализировав реакции своего тела, он предположил, что в давние времена человеческие существа не могли осознавать чисто физические и химические причины возбуждения, возникающего на низших уровнях сознания.

Модьун снова вспомнил слова богомола о причинах, заставляющих ехать куда-то сотни людей-животных. Поэтому теперь он решился задать вопрос: