Андрей Саломатов - Незнакомка

Любовь Степановна вытряхнула из второго тома Гоголя двести рублей, с шумом захлопнула книгу и вернулась на свое место.

- Дайте-ка мне письмо, - попросила она. Сергей Павлович протянул листок. Хозяйка быстро перечитала послание, глаза ее снова увлажнились, и она опустила голову на грудь.

- Жаль, - с грустью проговорила Любовь Степановна. - Жаль, что я так и не успела сказать Александру Матвеевичу, что эти восемь лет нашего супружества были самыми счастливыми годами в моей жизни. Как вы думаете, его похоронят за счет завода?

- Конечно, - успокоил ее Толстиков. - Производственная травма.

То есть гибель на производстве. Вам, наверное, еще причитается компенсация за смерть кормильца.

- Компенсацию получу не я, а законная жена, с которой он так и не успел развестись. Мы же не расписаны. А я могу рассчитывать только на эти крохи, - вздохнула Любовь Степановна и похлопала себя по карману.

- Зато вам больше не надо притворяться слепой, - поднимаясь с дивана, сказал Сергей Павлович.

- Если бы вы знали, как было приятно чувствовать себя беспомощной рядом с таким человеком, как Александр Матвеевич, - прижав пухлые руки к груди, с тоской проговорила Любовь Степановна. - Кстати, вы очень похожи на него.

- Спасибо, - поблагодарил Толстиков и засобирался домой. - Желаю вам успеха. У меня еще куча дел.

Когда за ним закрылась дверь, Сергей Павлович прислонился спиной к стене и с облегчением вздохнул. Он выполнил свое обещание, вдова оказалась зрячей, а значит, финал можно было считать вполне удачным.

Был уже глубокий вечер, когда Толстиков наконец добрался до своего дома. На душе у него почему-то сделалось муторно, словно после разговора с головой Бурыгина, а потом с его внезапно прозревшей женой ему открылась некая доселе скрытая от него истина, суть которой сводилась к банальной формуле:

жизнь прожить - не поле перейти.

Поднимаясь к себе на третий этаж, Сергей Павлович достал из портфеля магнитофон и перемотал пленку к началу вечернего разговора. Он делал это каждый вечер, по привычке, хотя супруга с самого начала их семейной жизни никого не узнавала и никак не реагировала на смену лиц и голосов.

Толстиков гнал от себя невыносимую по своей подлости догадку, что его прикованная к постели, парализованная супруга, с которой он прожил больше пятнадцати лет, на самом деле никогда не была женой Игоря Львовича Мамонова. Что в свое время, когда он изнемогал от холостяцкого одиночества, ему подсунули одну из лежачих подруг настоящей Софьи Петровны Мамоновой, и пятнадцать лет назад его дражайшая супруга носила совсем другое имя.

Сергей Павлович тихонько открыл входную дверь и вошел в квартиру. Из прихожей он успел заметить, как от окна к дивану метнулась крупная тень. Сразу обо всем догадавшись, Толстиков убрал приготовленный магнитофон и проследовал в комнату. Его большая, как аэростат, супруга неподвижно лежала на диване, смотрела в потолок и шумно дышала.

- М-да, - чувствуя себя обманутым и опустошенным, с горечью произнес Сергей Павлович и наконец поздоровался: - Ну, здравствуй, незнакомка.