Вад Капустин: Чужие свои

Однако и научных экспедиций Лаврик не дождался. Наступили тяжелые времена, и над колониями Земли нависла ашшурская угроза. Департамент колонизации временно заморозил исследовательские проекты, начались проблемы со связью. К счастью, конфликт с ашшурами обошел Холодный мир стороной: теплолюбивые ящеры не сочли его привлекательным. Однако в послевоенной суматохе у землян нашлось немало более важных и остро нуждающихся в приоритетном финансировании задач, чем изучение кучки безобидных, хоть и довольно примечательных негуманоидов на далекой планете. Срок вахты близился к концу, и Алексею казалось, что посетители на планету Рождество так и не явятся.

Но все же один визитер, совершенно непонятно зачем, на планету прибыл и не спешил покидать неуютный мир Рождества. Именно к нему, советнику КС Валерию Седову, сейчас обращался туземец с неожиданным вопросом. Валерий же и дал Потапычу странное прозвище-кличку, заявив, что не способен выговорить настоящее имя моржа, хотя вообще-то силен в языках. По его мнению, «Потапыч» звучало достаточно уважительно, солидно и соответствовало представительной боцманской внешности усатого метаморфа.

— Ну и шуточки у вас! — возмутился поначалу Лаврик, впервые услышав необычное обращение.

— Не шуточки, а обычный психологический прием контактеров для смягчения межрасового диссонанса — «очеловечивание собеседника». Да и скажите, Алексей Степанович, вам-то какая разница? — безразличным тоном спросил Валерий, глядя сквозь департаментского «колонизатора». — Вы же с ними совсем никак не общаетесь?

Лаврик, стиснув зубы, сдержал негодующий ответ. Вахтенному хотелось высказать незваному пришельцу очень многое: о бесконечных посулах Земли, о глупых противоречивых приказах забывчивых чиновников, о ночных одиноких бдениях на опостылевшей льдине без всякой разумной цели, на долго время отбивших у него всякий интерес к местным жителям, кем бы они ни были, но Алексей сдержался. Да и для Седова это явно был не аргумент.

Одним из немногих развлечений вахтенного во время дежурств был просмотр популярных альфа-фильмов, сюжеты которых казались Алексею Степановичу забавными, но малоправдоподобными. Самыми увлекательными он находил сериалы о необыкновенных приключениях посредника Седова. Вот только реальный Валерий Седов очень сильно отличался от киногероя.

Непонятно было даже, каким ветром известного космического дипломата занесло на Холодный мир — так планету Рождество прозвали в Департаменте. Лаврика не убеждали фальшивые ссылки на аварию — хм! У человека семья: жена, маленький сын, есть корабль, он свободен лететь, куда хочет. Но нет. Второй месяц чудак сидит на ледяной корке возле полыньи и ведет неспешные бессмысленные беседы с усатым моржом при восьмидесятиградусном морозе.

В первый же день дипломат проявил неожиданный интерес к окружающему ледяное покрытие полюса загадочному океану.

— Скопление протоплазмы! — с гордостью первооткрывателя объяснил «колонизатор». — Практически не известное науке явление.

— Протоплазма, говоришь? Интересный океан, — задумчиво пробормотал Валерий, не отрывая взгляда от дрожащей на темной маслянистой поверхности слабой ряби. Казалось, будто волны, вздымаемые свирепыми порывами шквалистого ветра, пытаясь сформироваться, мгновенно угасают под грузом собственной тяжести.

— Скажи, Степаныч, — неожиданно по-свойски обратился незваный гость к вахтенному через пару дней после появления на планете. — Ты когда-нибудь видел, как эти ребята, морфы, в океане плавают?

Лаврик пожал плечами:

— Да разве уследишь? Особо я и не приглядывался. Они вроде как там живут. Ныряют, выныривают. Вылезают на льдины изредка. Погреться. — Алексей Степанович усмехнулся собственной немудреной шутке. — А так, чтоб на поверхности плавали, — нет, не видел.

— Вот и я не видел, — согласился посредник. — Ни разу. Хотя я как раз очень внимательно следил.

Он вдумчиво покивал каким-то своим мыслям:

— Правильно ты сейчас сказал: ныряют. И всё. Исчезают, как будто растворяются.

— Так выныривают же! — растерянно возразил представитель Департамента.

— Ага! Но только чтобы выйти на лед. Словно появляются из ниоткуда. А вот вынырнуть там — на плаву, ластами помахать, хвостом плеснуть — такого не бывает. Протоплазма, значит. А это как же? — Валерий потопал ногой по толстому льду.

— Ничего общего, — старожил развел руками. — Обычная замерзшая аш-два-о. Здесь ведь не сплошной океан протоплазмы. На экваторе планеты есть настоящая суша и обычные моря. Ну, суша, громко сказано, не материки, конечно, а так — крупные острова вроде Гренландии. Самых больших всего шесть. И жизнь на них есть, растительная, животная. Приземистые такие ветвистые деревца без листьев сам видел, коричневые, — как только выживают! Зверье всякое шныряет по снегу, — Лаврик оглядел ледяную пустыню. — Ну, половина живности, наверняка, из этих, морфов. Охотятся, — он кивнул в сторону полыньи. — Трансформированные. Сразу не определишь. Да на планете и еще один, обычный океан есть, с рыбой — на северном полюсе. Туда бы на рыбалку махнуть, но нельзя. Вдруг еще рыбка какая-нибудь золотая заговорит! — он усмехнулся, потом вздохнул. — Пищевыми пайками обхожусь, из синтезатора. И на севере клочок суши нашелся и просто вода, лед, значит. Мы-то сначала планету изучали: осваиваться тут собирались, колонизировать. Теперь, конечно, всё заброшено. Да и непонятно многое. Ученые-то так и не приехали…