Юрий Самсонов - Плутни робота Егора

И песни она поет. Для себя, когда думает. Иной раз и в нашем подвале сквозь бетонные перекрытия слышится "Во поле березонька стояла". Это у Мамаши любимая. Поет она всегда по-разному. То мурлычет задумчиво и гулко, то не без игривости; а как-то случилось, мои слесари уронили напильник и задрали носы к потолку: такая человеческая, такая смертная тоска просочилась сквозь бетон.

Слесари боятся Мамашу и никогда не говорят о ней. И мне после того случая стало не по себе. Но это прошло. И к тому же начались перемены.

Однажды, придя в понедельник, я увидел, что весь наш металлолом исчез, окна, стены и полы промыты до бесстыдной наготы и чистые лампочки сверкают зря: без них стало видно, что от прежнего уцелел только большой стол, на котором лежали готовые детали модели N_2. Над головой мощный многоголосый хор гремел под ликующую электронную музыку: "Люли-люли, стояла!" Бедная песенка звучала симфонической поэмой - что Золушка на балу.

Это пела Мамаша.

Мы с Квантом впервые поздоровались за руку, и он, указав кивком на стол, объяснил по-всегдашнему подробно и вразумительно:

- Сборка.

Мы стояли у стола, разглядывая то, что получилось. Не слишком-то это было красиво. Грубо обработанный металл корпуса отливал синевой в местах пайки и сварки; заусенцы, кое-как сточенные напильником, шершавились; нога N_1, как мне показалось, была миллиметров на пятнадцать короче ноги N_2. Зато хороши были руки фабричной работы. Они напоминали гибкий душевой шланг. Это были скорее щупальца, чем руки, но кончались пятипалыми каучуковыми кистями. Верхнюю коробку мы еще не закрыли.

- Жорка, схему! - сказал Квант.

- Одну минуту, милостивый государь, - изысканно произнес лаборант. Я проследил за его взглядом. Оказалось, этот тип, Жорка, потихоньку таращился в книжку, которую пристроил возле себя на стуле. Это определенно были "Три мушкетера". Его рука опустилась в карман халата, извлекла замусоленные листки, протянула их Кванту и снова вернулась в тот же карман, в то время как глаза продолжали рыскать по строчкам. Квант развернул схему.

- Кажется, все? - сказал он.

Мне почудилось в его голосе сомнение, по-моему, напрасное. Все операции мы выполнили в строгой последовательности, и на столе не осталось ни одного неиспользованного винтика.

- Надевай маску, - сказал я.

Чуть помедлив. Квант накрыл верхнюю коробку квадратным каучуковым пластом. В коробке щелкнуло, зашипело: сработала запальная батарейка, внутренний механизм пришел в движение. В центре каучукового квадрата возник бугор, он вытягивался вверх, принимая отчетливую коническую форму, потом рядом с ним всплыли два черных пузырька. И вдруг лаборант вскрикнул, выдернул руку из кармана, будто его цапнули там за палец.

- Остановитесь! - вопил он невразумительно. - Бросьте... то есть... надо переделывать!

С каучукового лица на нас уже смотрели живые любопытные глаза. Они остановились на Кванте, перебежали на меня.

- Переделать! - вопил Жорка, и глаза перекатились на Жорку! - Вот! Жорка показывал нам крохотный блочок, который он вытащил из кармана. - Не поставили! Ох!..

Квант схватился за голову. Лаборант в отчаянии вцепился руками в каучуковый квадрат. И вдруг мы услышали тоненький голос:

- Ой! Ты что, очумел? Больно же!

И каучуковые пальцы модели N_2 молниеносно прищемили нос Жорки. Жорка завопил громче, чем прежде. Но Квант этого будто не слышал.

- Переделывать? - повторил он.

- Ну да! - отозвался тоненький голосок. - Так я вам и дался, нашли дурака!

Лаборант отлетел в сторону. Модель подпрыгнула на столе, перевернулась, прыжок - и она на полу, прыжок - у окна, еще прыжок - зазвенело разбитое стекло.

- Эй, вы!

Заглядывая в наш подвал снаружи, модель корчила нам преуморительные рожи. Мы посмотрели на нее измученно и обалдело. Под сводами задребезжало что-то вроде сломанного колокольчика.

Так мы впервые услышали смех Егора.

3

Сбежав от нас, Егор выскочил на улицу и понесся вприпрыжку вдоль домов и длинных дачных заборов. На улице было пусто и тихо, а душа его просила приключений. И скучно было жить в одиночку, Егор пошевелил ушами, как локаторами, надеясь поймать звуки голосов.

Егор свернул в проулок, заросший лебедой и молочаем. Он уже не бежал, а шел. Он даже раздумывал, не вернуться ли к нам - ко мне и Кванту. Близко не подходить, конечно, и в руки не даваться, чтобы мы не вздумали его переделать. А так, сесть на бревнышки и поболтать - это можно.

Но тут он, наконец, услыхал голоса.