Айзек Азимов: Миры Айзека Азимова. Книга 6

— А не кажется ли вам, о телохранительница Дорс, что время от времени мне бывает желательно сорваться с поводка?

— А если с тобой что-нибудь случится, что я скажу Демерзелю?

— Я что, опоздал к обеду? Не пойму, мы разве теперь пользуемся услугами кухарки?

— Нет. Просто я ждала тебя. Это ты привык обедать вовремя. Я очень тебя прошу, не бросай хорошую привычку.

— Разве Рейч не сказал тебе, что со мной все в порядке? О чем вообще разговор?

— Когда он тебя нашел, ты уже управился, и он вернулся домой раньше тебя, но ненамного. Подробностей я не знаю. Скажи мне, что ты там делал?

Селдон пожал плечами.

— Да ничего особенного. Собрался нелегальный митинг, и я его разогнал. У университета были бы большие неприятности, Дорс, если бы я этого не сделал.

— Именно ты должен был этим заниматься? Гэри, ты больше не профессиональный борец. Ты…

— Хочешь сказать — старик? — прервал ее Селдон.

— Для борьбы — да. Тебе сорок. Как ты себя чувствуешь, кстати?

— Нормально. Устал немного.

— Можно себе представить. А в один прекрасный день, когда ты снова попытаешься разыгрывать из себя юного геликонского атлета, ты вернешься домой со сломанным ребром… А теперь рассказывай все.

— Послушай, я говорил тебе, что Амариль предупредил меня — ну, насчет того, что демагогия Джо-Джо Джоранума грозит опасностью Демерзелю?

— Джо-Джо. Да, помню. Ты давай про то, чего я не знаю. Что стряслось сегодня?

— На поле собралась толпа. В кампус проник лазутчик Джо-Джо по имени Намарти и принялся разглагольствовать…

— Намарти… Намарти. Джембол Дин Намарти, правая рука Джоранума.

— Ну вот видишь, ты про него знаешь больше меня. Словом, он собрал огромную толпу, не имея разрешения на публичное выступление, и, думаю, надеялся, что ему со своими мордоворотами удастся затеять бунт. Им же, как воздух, необходимы такие спектакли, а если бы им удалось добиться хотя бы временного закрытия университета, они бы запросто сумели обвинить Демерзеля в нарушении принципов общественных свобод. Я думаю, его они винят абсолютно во всем, в чем только не лень. В общем, я им задал… Пришлось им убраться не солоно хлебавши.

— Да ты, никак, гордишься собой?

— А почему бы и нет? Совсем неплохо для сорокалетнего.

— Так ты за этим полез в драку? Чтобы проверить, на что еще способен?

Селдон рассеянно пробежал глазами обеденное меню.

— Нет, — ответил он немного погодя. — Не за этим. Я на самом деле считал и считаю, что университету грозили лишние неприятности. И еще я думал о Демерзеле. Боюсь, внушение Амариля насчет грозящей ему опасности подействовало на меня сильнее, чем я ожидал. Это было глупо, Дорс, ведь я прекрасно понимаю, что Демерзель в силах сам о себе позаботиться. Но этого я не могу объяснить ни Юго, никому другому — никому, кроме тебя. — Он глубоко вздохнул и продолжал: — Какое счастье, что хотя бы с тобой я могу говорить об этом открыто. Ведь ты, так же как и я, знаешь, что наш Демерзель неприкасаем.

Дорс нажала кнопку на выдвижной панели стены, и обеденный отсек комнаты осветился приятным, мягким розовато-персиковым светом. Они с Гэри сели к столу, уже накрытому к обеду. Безупречно белая скатерть, хрусталь, столовые приборы. Стоило им опуститься на стулья, как выдвижная панель поползла кверху и на столе одно за другим начали появляться блюда. В это время суток долго ждать не приходилось. Селдон уже привык к тому, что его теперешнее положение позволяет ему с такими удобствами питаться дома, не наведываясь в преподавательскую столовую.

Он сдобрил еду изысканными специями, к которым они с Дорс пристрастились во время краткого пребывания в Микогене, — только специи и были хороши в этом странном, зациклившемся на дурацкой религии, прочно привязанном к прошлому, секторе.

Дорс негромко спросила:

— Что ты имеешь в виду под словом «неприкасаем»?

— Послушай, дорогая, он способен воздействовать на эмоции. Не может быть, чтобы ты об этом позабыла. Если Джоранум и впрямь станет опасен, Демерзель сумеет его… (Селдон щелкнул пальцами, подбирая подходящее слово) изменить, заставить думать иначе.

Дорс насупилась. Обед прошел в непривычной тишине. Только тогда, когда трапеза была завершена, и все, что было на столе — посуда, приборы, скатерть — уползли в образовавшееся посреди стола отверстие, которое тут же само собой закрылось, Дорс нарушила молчание.

— Не хотелось бы говорить, Гэри, но я не могу долее держать тебя в неведении.