Золотая рыбка, словно ожившая звезда, лежала в ее ладонях, вяло вздымая шлейф хвоста. Еще она была похожа на раненого птенца, так беспомощно и покорно распростерлось ее тело. И только глаза… Они мерцали, переливались, и Ольге казалось, что они с непонятной силой манят, притягивают ее. Она вскрикнула, пошатнулась и неуклюже села на дно лодки, воздев руки и не выпуская добычу. На миг она показалась себе счастливицей, нашедшей золотую иголку в гигантском стоге серых будней. Воспоминание о садке возникло в ее голове… Она задвигалась, ногой нашаривая и придвигая к себе садок, не разжимая жадных пальцев. Почему-то казалось, что если это пылающее холодом чудо будет с ней — как талисман, как оберег, как золотой символ вечной удачи… Да и если просто… За нее могут дать денег? Какие-нибудь биологи, ихтиологи, ведь это — рыба невиданная. Нет, деньги — вода, уплывут. Ей не нужна рыбка, но как расстаться с этой находкой, с этим радостным блеском?
Она забыла о другой рыбе, бьющей в лодку снизу и тянущей сеть в глубину. Она сидела на дне моторки, в воде и смотрела, смотрела, как гаснут золотые зори на крупных чешуйках, а глаза диковинной рыбки словно бы вели за собой. Где-то там, откуда приплыла она, непостижимый ветер пустоты гнал черные волны фантастических бурь, которые способны погасить даже звезды, будто это — слабенькие огоньки далеких свечей. Лица Ольги разом касались жар и лед, и страх, какого не ведало ни одно земное существо, разламывал ей не только нервы, но и кости, скручивая в гнилые веревки мышцы, и в то же время могучая радость, прерывая дыхание счастливым всхлипом, швыряла ее под хор неземных дальних голосов на солнечных качелях от холодной голубизны нетемнеющего неба к красному пламени негаснущего солнца. Ольга прикусила иссохшие губы. И вдруг застонала от жалости, похожей на то покаянное отчаяние, которое овладевает матерью, почуявшей боль своего ребенка. Ей показалось, что глаза ее обратились в потоки слез и вылились на грудь, и вся душа ее вытекает сейчас в горе, которое вот-вот станет непоправимым. Почему? Кто плачет в ее ладонях об угасающем, о несвершившемся, о загаданном, не пережитом? Не она ли сама плачет о себе в жестких ладонях своей женской доли?
Ольга хрипло застонала, и сознание вернулось к ней. Рядом встревоженно дышал Амур. Рыбка все еще лежала в ладонях, и глаза ее меркли, будто угасающие угольки. Ольга смотрела, будто слушала и пыталась понять. И вот смутная догадка кольнула ее в сердце и засияла в глазах, переливаясь из них в глаза золотой рыбки. Маленькое тело слабо дрогнуло в надежде. Ольга торопливо, пока понимание не покинуло ее, окунула руки в воду. Какой-то миг рыбка еще полумертво не покидала ее ладоней, а потом, теряя знакомые очертания, тугой золотистой каплей упруго ушла в глубину. И странно — хотя она не несла в себе ощутимого тепла, расставшимся с нею Ольгиным ладоням почему-то стало неуютно и холодно.
— Суши весла!
Залп огня и крик прострелили Ольгу. Яростный прожектор и усиленный мегафоном голос она узнала сразу. Видимо, «Амур» рыбинспектора Акимова подкрался к ней на самых малых оборотах, из-под ветра. Да ведь она и не пряталась.
— Ну и семейка! — гремел над уснувшей рекой, вспугивая темную волну, голос. — Ромка с утра волосы на себе рвет, мол, баба сгинула, а она здесь втихаря икряночку гребет! Муж и жена — одна сатана! Придумали маскировочку! Ну и семейка!
Ольга растерянно поникла. Силы разом оставили ее, будто их из нее выжали, как воду из белья. Все. Она хотела спасти Ромку, но погубила и его, и себя. Разве объяснишь Акимову? Разве он поверит? Ночь, лодка, сеть…
Ольга тупо смотрела за борт, отвернувшись от выедающего глаза жара прожектора и оглушительных упреков Акимова. Вода черно, мутно колыхалась. И вдруг ей показалось, что изнутри медленно поднимается пятно золотистого света. И тут неизвестно почему мелькнула мысль, что она все сумеет объяснить, что не губила, а спасала, и Акимов непременно поймет ее. Поймет! Ведь поняла Ольга совсем недавно… что-то такое… Что она поняла? Что-то о безграничных просторах, о свободе вихря, об игре великой Жизни.
Ольга вцепилась в борт. Свет ослепил ярче прожектора. Неужели это ее золотая рыбка, словно жар-птица, улетела в свои дали?.. А за ней… рой серебряных пчел? Радостный вихрь снежинок? Заметен звездной метелью незримый след. Смеющаяся свобода невозможного и неожиданного!
«Что это, что? Уж не косяк ли, освобожденный мною, взвился вослед моей летающей золотой рыбке?» Ольга не удивилась. Сейчас казалось возможным все.
Читать дальше