Владимир Савченко - Час таланта

Пока Юрий Иванович утолял первый аппетит, ему было не до размышлений. Но когда в банке осталось меньше половины, воспоминание о необычной вспышке снова обеспокоило его.

"Что же там было не так? Картина послесвечения? Ну, люминофор после выключения тока светится еще, бывает, с секунду... Постой, но в голой-то части его не было! инженер замедлил движение челюстей. Да, после того, как щелкнуло перегрузочное реле... и ток, понятно, оборвался, белый жгут в этой части трубки еще был. А потом расплылся. Вздор! Передерий отставил банку, понимая, что это не вздор. Ерунда какая-то, так не бывает. Мне показалось. Рекомбинация электронов и ионов после ударной ионизации в разреженном газе длится не более тысячных долей секунды это во всех учебниках написано. Это все знают. Тысячные доли заметить глазом такое послесвечение нельзя. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!"

Юрий Иванович поймал себя на том, что весело издевается над благоразумными познаниями.

"Постой, а если все-таки показалось? В сетчатке глаз вспышка оставила раздражение, вот и... недаром потом перед глазами плавал черный жгут. Стоп-стоп! Черный то есть теневой. Это нормальная реакция глаза после того, как смотрел на яркое. Так что это еще ничего не доказывает".

Эт-то ничего, эт-то нич-чего, эт-то нич-чего не доказывает! непонятно на какую мелодию положил Передерий эти слова.

Чтобы проверить себя, он в упор глянул на солнце. Небо очистилось от белесой пелены, оно светило полным накалом. Отвел глаза в них, накрывая киоски и торговок, маячило круглое темное пятно. "Все правильно, колбочки-палочки истощились после яркого. А тогда в лаборатории, когда отключился ток... ведь так же было! Ведь видел. Но тогда... хо-хо! Выходит, рекомбинация здесь ни при чем?! Выходит, это невозможно?!"

Это была минута неизъяснимого наслаждения: Юрий Иванович расшатывал истины, был наравне с великими и именно в те их моменты, звездные мгновения, когда они были велики.

Почти бегом он пересек базарную площадь, торговый шум и там звучал в его ушах музыкой. "Неужели, черт меня побери?! Ведь этим такие люди занимаются, на такой аппаратуре, с такими теориями и вдруг!.. Хо-хо, таких послесвечении не бывает, наукой не предусмотрено. А вот захочу и будут!"

Тополя на бульваре выгнулись под ветром зелеными саблями. Бодрый ритм "Эт-то было лет-том, лет-том..." овладел инженером, он подмугыкивал в такт шагам. Пьяненькая бабуся стояла под высоким деревом, смотрела на трепещущие листья, кланялась и голосила:

Гой, тополя, и чого ж ты така выросла?! Гой, тополя, тополя!

И Юрий Иванович, только глянув в ее сторону, понял, что старуха и тополь ровесники, мощное дерево мера бабкиных годов, и она горюет-причитает о прожитой жизни, о невозвратимо утраченной молодости.

У проходной ревел компрессор, а поодаль темноволосый массивный мужчина в спецовке крушил пневмомолотком мраморную глыбу. И по музыке звуков, по могучей позе человека Передерий понял, что тот тоже пришел к важному замыслу и у него получится.

Он сейчас все понимал!

Человек с пневмомолотом у мраморной глыбы это был Григорий Кнышко. Тогда он вышел с завода с намерением больше не возвращаться ни сюда, ни к своему занятию. Но как раз кончался обеденный перерыв, работницы возвращались в цеха. Лица их были оживлены по случаю весны, солнца и короткого отдыха. Григорий остановился растерянно. "Ну, проявил честность... и все? Тебе от этого стало легче, а им? Для них-то ты ничего не сделал..." Он смотрел на их лица, стыдясь своего сильного тела, праздных рук. Девочки, мечтательные девочки идут жить, как жили. Растерянные, сомневающиеся, доверчивые, ищущие небанального, а потом махнувшие рукой: а, не все ли равно! Ах вы, дочки мои, несостоявшиеся любови мои, что мне сделать для вас?"

Он медленно подошел к глыбе неликвидного мрамора, соответствующего ГОСТам. Она сияла и светилась под солнцем.

"Лицо. Только лицо их".

Это был даже не замысел. Он увидел Лицо в куске камня то самое, с гневно-мечтательным изгибом губ и бровей, с вопросом и недоверием в расширенных глазах, вопросом к жизни и к себе. Он знал, что оно существует, живет там. Задача была простая: убрать лишнее. Освободить Лицо.

От возбуждения и жажды работать у скульптора затряслись руки. Слезы навернулись на глаза, слезы любви к этим девушкам, восторженного понимания. Он сейчас был готов на все, только бы они поверили в жизнь, в него... и, главное, в себя. Возбуждение не лишило рассудка, даже напротив обострило его. "Лишнего много. Его убрать работа большая, не на один день. А сделать надо сегодня, иначе..." С Григорием впервые было такое: он опасался спугнуть это состояние черновыми нудными делами, передышками. Или он это сделает сейчас, сегодня или никогда не сделает. "Как же быть?"