Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

- Я хочу написать книгу.

- Ах, он хочет написать книгу!, - чуть ли не крикнул, разойдясь, мой агент, - Он хочет написать книгу! Сначала он врывается ко мне, ломает мебель, бьет посуду, распугивает кошек и кричит, что он больше никогда пера в руки не возьмет!, что люди не понимают его книг!, что он правдиво живописует ужасы войны, а они, эти подонки из Министерства, награждают его премиями за патриотизм, а придурки-пацифисты обвиняют его в разжигании новой войны! Нет, какое чудо! Никто не понимает великого Малхонски, кроме его самого и его кота, но тот, к сожалению, пока не научился писать рецензии! И тогда Малхонски решает удалиться из мира, как Лев Толстой, и сидя на травке, писать веселые книжки о птичках, как Пришвин. Уж не хочешь ли ты, чтобы я прислал тебе свою коллекцию бабочек и впридачу купил двух канареек?

- Нет. Я хочу, чтобы ты мне достал мои записи на Европе.

Моисей надолго замолчал. Я не прерывал его раздумий, поглаживая больную мочку уха.

- Дело еще хуже, чем я думал, - сделал он вывод, - теперь ты действительно хочешь начать Третью мировую войну. Ты что, Кирилл, не понимаешь какую кучу дерьма ты хочешь вывалить на человечество?

- Понимаю, - ответил я, - мы сами ее и наложили.

- А как же твой "Бежин луг" и прочие охотничьи рассказы? Впрочем, можешь не отвечать. Я всегда знал, что эти твои планы гроша ломаного не стоят. Пиши то, что знаешь лучше всех, либо то, что не знает никто. Охотник и натуралист из тебя никудышный, с воображением у тебя всегда было слабовато, а войну лучше тебя действительно никто не знает. Но сейчас ты действительно делаешь крупную ошибку. Бочка с порохом уже готова, фитиль вставлен и теперь ты хочешь его поджечь.

- Ну так ты мне поможешь, - начал терять я терпение, - или мне обратиться в другое, менее склочное агентство?

- Вот тебе, - сунул мне дулю под самый нос вежливый рабби Моисей, - у нас с тобой контракт. И хотя ты им подтерся и выкинул, он все еще в силе. Если не хочешь ходить голым и сидеть в долговой яме на Валуне, дальше меня тебе хода нет.

- Значит я на тебя рассчитываю.

Моисей закурил и, пуская дым себе под ноги, несколько минут помолчал. Было тихо - в наш век интеллектроники нигде в доме не тикали часы, не текла из крана вода и не скрипели половицы. Звуконепроницаемые окна не пускали в дом шум ветра и дождя. Было неуютно.

- Знаешь, что сгубило евреев, когда в Германии к власти пришли фашисты?, - спросил он.

Ремарка я читал, но соврал, желая дать Моисею возможность блеснуть эрудицией и тем самым завоевать его благосклонность (хотя он и так был на крючке):

- Нет, Моисей, не знаю.

- Их погубили рояли. Еврейские семьи очень музыкальны и почти в каждой имелся рояль. А если хочешь драпать из страны, то такой громоздкий предмет с собой не потащишь. Вот поэтому многие остались. Им жалко было расставаться с роялями. Представляешь - не с деньгами в банке, не с заводами, не с квартирой, в конце концов, а с роялем?

Моисей стряхнул пепел и продолжил:

- Так вот, к большому горю моих родителей, нам на ухо наступил один и тот же медведь и поэтому я не имею рояля. И в случае чего, я всегда смогу сбежать отсюда подальше. Хотя пока ума не приложу куда, - задумался он.

- Хорошо, Кирилл, я попробую это сделать. Только не надо лобызать мои щетинистые щеки, ноги мыть, а воду пить. Я чувствую, что делаю очень большую ошибку. Потомки мне этого не простят, как ты думаешь? Ладно, жди звонка, сказал он и исчез.

Я столкнул мохнатый видеофон на пол, открыл окно и, пододвинув кресло, уселся напротив, вдыхая запахи дождя, моря и сосен. На небе штормило и ни там, ни в городе не было ни огонька. Паланга спала. Одри тоже дрыхла на втором этаже и лишь один я бодрствовал и морозился, пытаясь согреться куцым клетчатым пледом. Я вспомнил стихи:

В последнюю осень ни строчки, ни звука,

Последние песни осыпались летом,

Прощальным костром догорает эпоха,

И мы наблюдаем за тенью и светом.

В начале прошлого века австриец Фрейд обнаружил триединство человеческой психики, состоящей из Я - потока мыслей, образов, желаний, непрерывно текущих через наше сознание на протяжении всей жизни, Оно, или подсознания - странного места, где бурлят реликтовые инстинкты, темные желания и загадочная символика, и, наконец, Сверх-Я, порожденного запретами, ритуалами и моралью окружающего нас мира.

Позднее Эрик Берн открыл, что личность человека, его Я, состоит из личин Взрослого, Ребенка и Родителя, и в каждом случае наше поведение в одной роли разительно отличается от нашего же поведения, скажем минут пять назад, но уже в другой роли.