Александр Щеголев - Львиная охота

Арно благоразумно стоял в сторонке, скрестив на груди руки. Он бесстрастно наблюдал. Прежде чем дать деру, я успел переброситься с ним парой слов.

- Как насчет Ленинграда? - спросил я. - Не передумал?

- Спасибо, - ответил он. - У вас там и без меня хватает писателей.

- Тогда прощай, дружок.

- А мы еще встретимся?

- Когда-нибудь я проедусь на поезде по твоему метро, - соврал я. Учись скорее.

Торжественность момента была смазана. Мальчик с тоской смотрел мне вслед, он все понимал. Я вышел наружу, и никто меня не остановил, не окликнул.

На площади что-то происходило. Неподвижная толпа наполняла парк, группируясь вокруг взорванной скульптуры, и оттуда, из молчаливых глубин, неслось одинокое гортанное пение. Полиции не было, вся полиция была внутри отеля. Разрезав скопище зевак выставленным вперед плечом, я добрался до эпицентра.

Голый мужчина, измазанный голубой краской, лежал на вершине каменной кучи и просветленным взглядом смотрел на закат. То есть совершенно голый. Голова запрокинута, лицо заклеено биопластырем. Второй мужчина в набедренной повязке и алой накидке поверх плеч стоял возле первого на коленях, он раскачивался, с трудом удерживая равновесие, и тянул голосом нечто заунывное. Алая накидка была ни чем иным, как украденным из гостиницы покрывалом. А перед ними, раскинув по склону телескопические опоры, вполне устойчиво стоял трехногий этюдник, приобретенный, как видно, в одной из художественных лавок. Коробка этюдника была закрыта, поскольку живописать здесь никто не собирался; эта штуковина выполняла всего лишь функцию подставки.

На которой покоились выброшенные мною Буквы...

Кошмар плодился.

Тот парень, который лежал, был Куихом, живым богом, предназначенным для заклания. А второй, стоявший на коленях, был, разумеется этнографом Паниагуа, по совместительству жрецом-накомом. Они не замечали меня, не замечали собравшихся вокруг людей, они видели что-то свое, что-то величественное, грандиозное. Может быть они были сейчас у подножия горы... как там ее... Хакавиц-Чипаль, возле стелы Э, на жертвенных ступенях Храма Маиса? Или, чего уж там, непосредственно в Семи Пещерах, вожделенном индейском рае? Груда обломков была языческой пирамидой, а этюдник... Чем был этюдник с положенными на него камнями? Не иначе, как Владыкой Черепом, чем же еще. Могли ли они увидеть в камнях что-то другое? Я, значит, их выбросил в приступе мозговой слабости, а эти счастливчики - подобрали. Сбылась мечта очередных идиотов.

Их боги жаждали крови. При огромном стечении туземцев жертва, выкрашенная священной голубой краской, была вознесена на вершину пирамиды и брошена на алтарь из черного камня. Наком Феликс руководил церемонией. Вот-вот наступит время пить и веселиться, веселиться и пить... Эх, Матка, Матка, чем ты опоила этих сильных парней? Обычно туземца, которому выпала честь стать богом, охраняет целый отряд соплеменников, чтобы тот не смылся, и на алтарь, понятное дело, человека укладывают насильно... здесь ничего этого не понадобилось, жертва все сделала сама!

Кто-то из зрителей вдруг сказал встревожено:

- А что это у них на треножнике?

- Точно! - отозвался кто-то с другой стороны. - Эй, смотрите!

- Часы... - прошептали сзади меня. - "Ракета"...

- Две коробки!

- У них там что, жмурь? - с придыханием спросила меня дама в цветастом платье-халате, показывая на этюдник; она была очень взволнована.

И пошел шепоток в толпе, перерастающий в возбужденный гул: "Жмурь... Жмурь... Жмурь..."

- ...Нужно не меньше пяти штук.

- Да там же две коробки!

- Думаешь на всех хватит?

- Простите, что вы сказали? На всех не хватит?..

Что с людьми творилось? Люди стояли вокруг, не вмешиваясь в творимое на их глазах безумство, и заворожено смотрели на этюдник с Буквами...

Когда Паниагуа оборвал пение, я прыгнул вперед. В руках этнографа был топорик из зеленого нефрита, взявшийся невесть откуда. Камень, почитаемый индейцами гораздо выше золота, светился в лучах заходящего солнца. Киух блаженно ждал неизбежного - и дождался, счастливец. Натренированным движением наком рассек жертве грудную клетку... Я опоздал. Однако вытащить сердце и окропить им ступени пирамиды - нет, голубчик, этого удовольствия вам испытать не придется! Паниагуа мешком покатился вниз, запутавшись в своем одеяле. "Держите придурка! - швырнул я в пустоту. - Есть тут кто живой?" Тебя спасут, подумал я, стараясь не видеть страшную рану на груди душевнобольного. Ведь ты совсем еще молодой парень, Киух. "Домой..." шевельнул он губами, осмысленно глядя мне в лицо. Тебя обязательно вытащат, думал я, рассовывая космические камни по карманам....