Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы

– Спасибо! – Мужик подбежал к двери и быстро залез в машину.

Кстин вернулся на свое место.

– Ребята, этот товарищ – всемирно известный писатель-почвенник. Я считаю, славному четвертому экипажу просто необходим собственный летописец. Иначе кто сохранит в веках память о наших подвигах?

– Почвенник, ети его мать, – приветствовал Мезенцева Володя. – А чего он под машину лезет, если почвенник?

– Ну, это не моя тайна, – загадочно сказал Кстин. Выдержал паузу. – Но вам я по секрету скажу. У нашего летописца кто-то умыкнул Музу. Унес на мотоцикле, почти как Юпитер – Европу. Вот он и мечется теперь – в поисках вдохновения. Поможем человеку? Спасатели мы или нет? Володя! – обратился он к водителю. – Три гудка! Отчаливаем.

Уазик заурчал и тронулся с места.

– Так вот, повторяю специально для вас, – мрачно сказал Пастухов, потирая висок. Шишка росла прямо под его пальцами. – В институте я хотел быть психиатром.

Он помолчал. Все затаили дыхание, ожидая продолжения.

Пастухов окинул взглядом крепкую фигуру «почвенника».

– Но, к счастью, вовремя передумал. – Пастухов взял журнал и вновь принялся рассматривать картинки.

Десять часов пятьдесят восемь минут. Район двенадцатого километра шоссе Таруса – Калуга.

Командир «Ми-8» сидел и, не отрываясь, смотрел в нижний фонарь кабины. Сколько это продолжалось, он не знал. Все приборы вышли из строя, контрольные лампочки мигали, как цветомузыка на деревенской дискотеке, стрелки крутились и бегали туда-сюда, без всякого порядка. И еще... Этот треск в наушниках.

Он с ним разговаривал. Хотел что-то сказать. Быть может, что-то очень важное, но пилот не понимал, что именно.

Он прирос к креслу и уже не чувствовал своего тела. Впечатление было такое, будто он на сверхзвуковом истребителе резко набирает высоту: тело плющит от неимоверных перегрузок, в висках стучит, перед глазами – красная пелена...

Он слышал, как сгустившаяся кровь медленно, толчками, пробирается по вздувшимся сосудам.

Он не мог уяснить, что происходит. Что вдруг такое случилось? Где-то далеко, на заднем плане сознания (мысли тоже ворочались в голове с отвратительным скрежетом) он понимал, что вроде бы все нормально. Обычный летний день, на небе ни облачка, летное задание – не бей лежачего, и никаких перегрузок не должно быть и в помине. Но его ОЩУЩЕНИЯ говорили совсем о другом.

Неимоверная тяжесть навалилась, как асфальтовый каток, и этот загадочный треск звучал, как последние слова, произнесенные над гробом.

В какой-то момент он понял, что ждать больше нечего. Надо попробовать посадить машину. Куда угодно, как угодно, но попробовать!

И не смог шевельнуть рукой. Капли вязкого пота катились по спине, волосы на голове встали дыбом, глаза выкатывались из орбит, и к горлу подступал отвратительный комок тошноты.

А этот треск... Он все чувствовал. Он все знал наперед. Он мелодично стрекотал прямо в ухо, и невидимая рука еще сильнее вжимала пилота в кресло. Наконец тяжесть стала настолько невыносимой, что он едва мог дышать. И в эту секунду мысли о благополучном избавлении пропали навсегда. Теперь он видел только один выход. И торопил его.

И треск в наушниках (или ему это просто показалось?) стал издевательским. Торжествующим. Злорадным.

Издалека, словно через подушку, он услышал перебои в работе двигателя. Рано или поздно это должно было случиться. Все когда-нибудь кончается. В том числе и керосин в баке.

Он снова взглянул на то, что лежало под ним. Увидел металлический блеск, играющий в лучах солнца.

«Это конец! – пронеслось в голове. – Как бы я хотел упасть прямо на тебя! И ведь... упаду».

С затаенным интересом, будто наблюдая за происходящим со стороны, он увидел, как чья-то красная рука – нереально распухшая рука, словно накачанная кровью, дрожащая и бьющаяся, с трудом преодолевающая каждый сантиметр пространства – ползет к кнопке зажигания. Она не двигалась в воздухе, а именно ползла, как дождевой червь в сырой земле. Отвоевывала миллиметр за миллиметром.

Пилот чувствовал, как мышцы сводит мучительной судорогой, но... Это уже не имело значения. Еще несколько секунд... может быть, минут – и его мышцы превратятся в куски паленого дымящегося мяса, розовыми волокнами забрызгают изнутри стекла кабины, разлетятся на мелкие части, как беф строганов... Так чего их жалеть?

Он продолжал бороться. Он не сдавался. Он хотел упасть на эту блестящую металлическую тварь, что лежала прямо под ним, между деревьями. Все дело в ней – он это чувствовал.