Там, за синими морями…

Пораженная величиной принесенной ради нее жертвы, Алэй поклялась себе самой страшной клятвой, что сделает для этой женщины все и даже больше. Поэтому, когда Пила, наконец-то, пришла в себя, у нее не было на Анарре более преданного друга, чем светловолосая барышня, собирающаяся стать в ближайшем будущем ольрийской княгиней.

На предгорья снизу, из долины, мягко наплывал вечер. Верхушки гор еще были светлы, но стремительно приобретали красноватый оттенок – для них солнце только начинало садиться.

Во всех храмовых дворах царила предвечерняя суета. Слышалась перекличка сменяющих друг друга на стенах охранников, спускались из башен маги, закончившие дневное дежурство, спешно доделывали дневные дела слуги. Несколько массивных ворот первого защитного контура, включавшего в себя все огромное храмовое хозяйство, заскрипели створками и зазвенели цепями, медленно закрываясь. Их неторопливое сближение давало возможность опоздавшим выйти или войти, не оставаясь на ночь там, где им не хотелось бы оставаться.

И судя по тому, как резко нахлестывали волов подзадержавшиеся в святой обители крестьяне, мало кто хотел оставаться под защитой толстых храмовых стен, несмотря на то, что в противном случае им придется провести долгую осеннюю ночь в лесу, под открытым небом.

Таш спрятал в футляр круглый кусок стекла для дальнего видения, купленный им еще на материке, и начал спускаться с дерева. Одинокого мужичка на телеге, запряженной тощей, заморенной скотинкой, он себе уже присмотрел. Этот бедолага выезжал из крайних левых ворот совсем один. Те, которые уехали до него, сейчас уже въезжали в лес, и, если Таш что-нибудь понимал в людях, то они постараются побыстрее проскочить самую чащу и остановиться на ночлег на большой поляне у речки, где обычно путники устраивают привал.

Этому же волей-неволей придется ночевать либо на виду у Храма, либо рискнуть и заехать на ночевку в лес. В любом случае Таш полагал, что они не разминутся.

Крестьянин действительно рискнул расположиться в лесу. Правда, вглубь не стал забираться, а отъехал всего лишь на несколько шагов с дороги и поставил свою телегу так, чтобы ее скрывали несколько стоявших в ряд деревьев. Распряг вола, развел костер и подвесил над ним котелок. Вода у мужика была с собой, и при виде того, как тот наливает ее себе в кружку, Таш невольно сглотнул. Сам он воду экономил – речка была довольно далеко, каждый день не набегаешься, а он не хотел надолго уходить от Храма. Поэтому о бритье пришлось временно забыть, но сейчас Таш об этом не сожалел. Хотя ходить небритым было непривычно, однако отросшая борода неплохо скрывала шрам, да и само лицо тоже. Недавно он сам удивился, увидев свое отражение в речной воде, когда в очередной наполнял фляжку. Заросший, неопрятный, совершенно седой мужик с безумными глазами… Хорошо то, что вряд ли кто-нибудь теперь узнает в нем удравшего из дворца принца.

Таш подождал, пока мужик доварит похлебку, и пошел на огонек. Жрать хотелось жутко. От запаха нормальной еды желудок скрутило, а выделившаяся слюна чуть не закапала изо рта. В основном из-за голода Таш и не подошел сразу – если мужик откажется разговаривать по-хорошему, придется его допрашивать, а за это время похлебка или убежит, или подгорит, что не есть хорошо.

– Вечер добрый!

Мужик дернулся в его сторону, и Таш запоздало подумал, что надо было хоть веткой хрустнуть, чтобы не пугать.

– И тебе здоровьичка, добрый человек! – К удивлению Таша мужик даже обрадовался.

Как будто к нему ночью из леса действительно мог выйти добрый человек. Интересно, он что, слепой? Добрым Таша называла разве что мама в детстве. Ну, и Рил еще…

– Проходи, присаживайся, разделим хлеб-соль!

Таш только покачал головой на такое гостеприимство. Да что ж они тут все такие овцы? Он все никак не мог привыкнуть к доверчивости подданных. Разве можно так жить?

– Боюсь, что разделить мне с тобой нечего, друг! – Сказал Таш, присаживаясь к костру. – Еда у меня вся кончилась, потому и подошел. Однако золотой подброшу, если покормишь.

– Да богиня с тобой, добрый человек! – От души возмутился мужик, торопливо снимая котелок с огня. – Голодного накормить – это ж святое дело!

На материк бы тебя!! С неожиданной для себя самого злостью подумал Таш. Там столько голодных, что мигом святым станешь, если только сам с голоду не сдохнешь!

– Прости, но не привык я задаром угощаться. Возьми деньги, брат. Я же вижу, что лишними они у тебя не будут.