Генри Каттнер: Долина пламени

Рафт, по-прежнему хмурый, наблюдал исподлобья, как Луис берет анализ крови. Рассеянный верхний свет освещал лицо да Фонсеки желтым светом, и вдруг что-то ярко блеснуло на цепочке на его шее. Поначалу Рафту показалось, что это был медальон, один из тех, которые носят верующие, но, приглядевшись, он увидел крохотное зеркало, размером не больше монеты в полдоллара. Он взял его в руки.

Стеклянная поверхность зеркала была выпуклой с двух сторон и сделана из темно-синего вещества, больше напоминающего пластмассу, чем стекло. И вдруг Рафт заметил, как внутри зеркальца стали переливаться неясные, зыбкие тени.

Его словно ударило током. Зеркало не отражало его лица, хотя он смотрел прямо в него. Вместо этого он видел какое-то быстрое движение, но ничего подобного в комнате не происходило. Рафт подумал о клубящихся, низко летящих грозовых облаках перед самым началом бури. У него возникло странное, необъяснимое чувство чего-то знакомого, какое-то смутное ощущение, точно он угадывал чью-то мысль.

Томас да Фонсека. Это было как озарение - с зеркальца на Рафта смотрели глаза пилота. Да Фонсека неожиданно оказался там, внутри. Между ним и Рафтом на какое-то мгновение возникла непонятная связь.

На самом деле все, что видел Рафт на мутной поверхности зеркала, было хаотичное, беспорядочное движение.

Но вот оно стало стихать и постепенно исчезло. Дрожь с крошечной линзы передалась ладони, потом - руке и наконец мозгу. Рафт пристально вглядывался в зеркало.

Поверхность прояснилась, и теперь перед глазами Рафта было не зеркало, а портрет. Портрет ли? Если так, то это был живой портрет - лицо внутри него двигалось...

Значит, все-таки зеркало? Нет, из крошечного овала на него смотрело чужое лицо.

Это было лицо девушки на фоне невероятно странного, удивительного вида. Но задний план постепенно исчезал, по мере того как его все больше и больше заслоняло само лицо. Лицо приближалось к Рафту, оно двигалось, оно было живым - девушка видела Рафта! Он с трудом перевел дыхание.

Еще никогда в жизни он не видел такого лица. Рафту не хватило времени разглядеть его как следует: необычное видение почти мгновенно исчезло. Но теперь, случись им встретиться, Рафт узнал бы это лицо из тысяч других.

В тонкой и властной складке губ пряталась легкая усмешка и вместе с ней - что-то опасное и коварное; огромные, глубокие зеленовато-голубые глаза смотрели печально, но и в них вместе с лаской таилось что-то недоброе.

Другого такого лица не было во всем мире.

И едва они успели вглядеться друг в друга, как изображение задрожало и затуманилось. Позже Рафт вспомнил, с какой страстью, с каким почти детским азартом он затряс зеркало, пытаясь вернуть исчезнувший образ, словно его руки могли разогнать туман, застилавший зеркальную поверхность, и он смог бы вновь увидеть это удивительное живое лицо, такое одновременно веселое и печальное, коварное и доброе.

Девушка исчезла. Произошло это в мгновение ока, а Рафт все стоял, уставившись в зеркало, словно еще видел это странное, влекущее к себе лицо.

Все случилось так быстро, и все это было так странно, что Рафт не успел ничего понять, но в одном он не сомневался: увиденная им девушка была совершенно необычна. И ее волосы... Он никогда не видел таких волос.

И глаза, почти круглые, но слегка раскосые, были обрамлены густой каймой из пушистых темных ресниц и черной линии, которая еще больше подчеркивала необычную форму этих глаз. Она придавала этому нежному, с тонким овалом лицу некую схожесть с причудливой египетской маской. Рафт отчетливо запомнил, каким нежным было это лицо. Нежным и утонченным.

И необычным. Для человека.

Зеркало вновь было чисто - на его поверхности лишь слегка подрагивали тени. Но на короткое мгновение в нем отразился другой мир.

ГЛАВА II

Барабаны смерти

Луис удивленно смотрел на Рафта.

- Senhor? - проговорил он.

- Что? - переспросил Рафт.

- Вы что-то сказали?

- Нет, ничего.

Рафт отпустил зеркальце, и оно упало на обнаженную грудь да Фонсеки. Подошел Мерридэй.

- Этот второй не дает себя осматривать, - озадаченно проговорил он. - Уперся и все.

- Я поговорю с ним, - сказал Рафт и вышел из палаты, заставляя себя не думать о зеркале и об этом прекрасном, удивительном лице. Все это очень субъективно, подумал он, просто галлюцинации или самовнушение, а в зеркале лишь отразился свет лампы. Но сам он в такое объяснение не верил.

Бородач стоял в кабинете у Рафта и рассматривал колбы с заспиртованными зародышами животных. Он повернулся и с едва заметной усмешкой поклонился Рафту. По всему было видно, что он не из тех, кто просто из любопытства шляется по джунглям. Бородач произвел на Рафта сильное впечатление. Его учтивость, манера носить одежду и держать себя выдавала в нем человека не только хорошо воспитанного, но и знатного. Но для Рафта было и что-то отталкивающее во всем облике незнакомца - его почти нескрываемое ликование и очевидное высокомерие.