Константин Мзареулов - Экстремальные услуги

Перестроившись, танки посылают на опорный пункт потоки металла, разогнанного магнитными толкателями до космических скоростей. Боеприпасы пробивают блиндажи и капониры, разнося вдребезги укрытия неприятельской пехоты. Одновременно по укреплению начинают лупить оставшиеся в тылу гаубицы. Под аккомпанемент жуткого грохота порхают факелы ракет. Огонь противника угасает, и мы, уточнив ориентиры, бросаемся в атаку.

Из развороченного капонира выбегают солдаты-цвай, палящие из реактивных карабинов. Рядом со мной валится на снег исполосованный осколками гранатометчик. Проникший внутрь скафандра воздух проклятой планеты разъедает его кожу, и лицо мертвеца под прозрачным щитком забрала быстро покрывается язвами.

Как сейчас помню – абсолютно хладнокровно, словно на полигонных тренировках, ловлю прицелом уродливую фигуру и, нажав гашетку полного залпа, стреляю одновременно из всех трех стволов. Лучи, граната и серия шипов в мизинец размером разваливают врага на куски. К моим ногам падает шестипалая рука с кривыми пальцами. Рука несколько раз дергается и затихает

Рядом со мной опускается на колено Матильда – стрелок-оператор, аспирантка кафедры молекулярного клонирования. Первая мысль: девушке стало плохо, или она хочет поплакать над растерзанным однокурсником. Но нет, Матильда всего лишь принимает позу для стрельбы с колена и короткими очередями хладнокровно укладывает закопавшегося в сугроб вражеского солдата.

А потом горизонт наливается голубым заревом. Ослепительная голубизна пульсирует, приняв форму исполинского веретена, и забрала наших шлемов темнеют, защищая глаза от нестерпимо яркого света. Это корабли поддержки сбросили на крепость крупнокалиберные бомбы, начиненные антивеществом, и от такого удара не спасают даже самые мощные силовые экраны. Командир роты отчаянно кричит: "Всем лечь, мордами в снег!". Мы едва успеваем выполнить приказ, и налетает ударная волна, которая сдувает снежный покров вместе с прочими легкими предметами вроде веток, трупов и солдат в бронированных скафандрах.

Меня несет и переворачивает, я бьюсь обо что-то разными частями тела, но каким-то чудом ухитряюсь не выпустить "митру". Наконец воздушный поток теряет некоторую толику ярости, швырнув оглушенного комвзвода в кучу мусора.

В трех шагах от меня кто-то шумно ворочается, потом из грязного снега появляется панцирь, на котором пучками растут длинные гибкие иглы. Солдат-цвай громаден, на голову выше меня, но встретил волну без скафандра, а вдобавок лишился оружия и одежды. Привстав на четвереньки, он трясет остроносой башкой и пытается протереть глаза верхней парой конечностей. Машинально вскидываю "митру" и стреляю в упор главным стволом Шипы, летящие впятеро быстрее звука, пробивают мягкие пластинки брюшной брони, и цвай, упав на спину, дергается в агонии…

Я помотал головой, отгоняя совершенно несвоевременные видеомемуары. Перед глазами снова ресторан, незнакомые люди танцуют танго. Моя спутница бросает на меня обиженные взгляды поверх богато сервированного стола

– О чем ты задумался? – спрашивает она. Объяснять не хочется, поэтому отвечаю уклончиво:

– Как всегда, ни о чем. Немного о женщинах, немного о старых встречах, которые никак не могу забыть…

У нее странное имя – Ольда. И она почему-то сердится, когда я называю ее Олей. В первый день Конгресса мы дважды повздорили, но теперь отношения как будто наладились. Во всяком случае, со вчерашнего вечера случилась всего одна перебранка. Да и та – по поводу толкования уравнений стабильности.

Сейчас мы сидим на парящих под потолком креслицах, а между нами висит тонкий диск столешницы. Летающие сиденья – это очень удобно, если не желаешь, чтобы сто-то приглашал твою спутницу на танец. Я заказал плотный ленч, но Ольда съела только пару пирожков, так что мне приходится стараться за двоих.

– Говорят, когда-то ты подавал большие надежды, – вдруг говорит она.

После паузы, необходимой для добивания доброго куска ветчины, я меланхолично спрашиваю:

– Кто говорит?

– Лысый Джарвис… доктор Хендерблайн.

– Старик всегда переоценивал мои возможности. В молодости я делал докторскую в его лаборатории, но бросил это занятие. Лысый был обижен на меня – вот и рассказывает всякие небылицы.

– В молодости? – По лицу Ольды нетрудно прочесть, что она пытается угадать, проходил ли я омоложение. – Сколько же тебе лет?

– Немного… – Я скромно улыбаюсь. – Совсем недавно разменял седьмой десяток. В общем, пару раз я попадал в переделки, так что пришлось раньше времени нырять в капсулу с ферментами.