Я вхожу в пустой, по-утреннему чистый трамвай, сажусь у окна и не спеша начинаю ехать.
Колеса негромко стучат, дома и деревья равнодушным фоном плавно движутся за окном. Я чуть покачиваюсь в легком оцепенении.
Постепенно трамвай заполняется людьми. Они теснятся, жмутся и так же, как я, молчаливо едут по своим делам.
У кого-то часы играют "Марсельезу" - это значит уже полвосьмого, не опоздать бы...
Окно трамвая густо запотело,
Кругом тепло и тихо - как в гробу.
И люди друг о друга греют тело,
Вручив трамваю глупому судьбу
Мы все спешим - коротенькие взгляды
Бросаем на изящный циферблат...
Спешить нельзя и, в сущности, не надо.
Трамвай везет. И все. И каждый рад.
Как-то странно спешить вперед, сидя на месте, доверив свое продвижение к цели общественному транспорту. Ни бежать, ни мчаться, ни гнать лошадей, а вот так...
И злой трамвай, уверенный в победе,
Нас убеждает тихим шепотком,
Что рано или поздно мы приедем,
И даже поздно - раньше, чем пешком.
А что делать? По-видимому, трамвай прав. Наверное, это какой-то объективный закон, и он неизбежен. Во всяком случае философский смысл в этом есть. У каждого свой трамвай со своим маршрутом - садись и езжай.
Но хочется рвануть стоп-кран и выйти,
Идти пешком - пусть даже опоздать!
И все же в ожидании событий
Стою в трамвае каждый день опять...
В конце концов я все-таки вышел, не задумавшись о последствиях... Вот уже больше года я не хожу в университет. Вот только никак не могу понять, обогнал я свой трамвай или безнадежно отстал от него...
- Я слышал по телевизору, что иногда попугаи летают вперед хвостом...
- Зачем?
- Чтобы избавиться от мухи попавшей им в глаз...
Я вам не отвечу, просто уйду.
Нет, я вам не отвечу, а просто уйду.
Есть множество мест, где всегда меня ждут,
Так что, я не отвечу, а просто уйду...
- Что бы это могло быть? Стихи?
- Кажется, это текст для блюза. Сюда бы еще тоскующий саксофон, фантазию на рояле и немного ритма...
Мы вдвоем ходим по городу, а вокруг дует ветер, сильный-сильный. Ветер поет у меня в ушах странные песни о том, чего нет, ветер треплет его волосы и полы плаща, ветер срывает с деревьев листья, поднимает с земли пожелтевшие газеты, обрывки старых реклам и уносит все это вдаль. Он говорит, что скоро должен улететь; и мне представляется, что ветер дует все сильнее, натягивает полы его плаща - он медленно отрывается от земли и, как лист по ветру, уносится прочь. Мне страшно и хочется незаметно держать его за большую, круглую пуговку на рукаве, но я понимаю, что это не выход, ветер тут не при чем - он улетит на самолете. И я снова останусь одна...
Голос звучал тихо, но четко и внятно. Летаев поднял голову. Он почувствовал, что его кто-то ждет. Это она. Это ее голос он слышит.
Летаев не знал ее. Хотя, может быть, где-то видел. Не в этом дело. Он уже давно понял для себя, или просто придумал, что кроме явных, причинно-следственных, существуют еще необычные, тонкие, связи. Они невидимо, но крепко связывают людей, предметы, события; и порвать их, пожалуй, невозможно. Тонкие связи незаметно держат весь мир.
Роса на твоих губах - может быть, целый мир.
И знание этих слов мне не дает покоя.
Когда наступает ночь, становится четче пунктир,
И я выхожу в эфир, не зная, что это такое.
Но тонкие связи мои держат меня на ногах.
Тонкие связи покажут путь в мутном пространстве наощупь.
Тонкие связи для вас - может быть, просто прах,
Но для меня они - пламя огня, воздух, вода и почва.
Летаев встал, посмотрел в окно. За окном был ветер и немного дождя. Летаев понял, что время пришло, он должен идти - его ждут.
Он надел плащ и вышел на улицу - нырнул не оглядываясь, как в воду.
На улице для него не было ничего, кроме ветра. Он шел уверенно, будто бы знал, куда идти, и ветер потоками обдувал его с обеих сторон. Ветер был чистый, прозрачный, немного белый. И все-таки он легкой пеленой заслонял от Летаева окружающий пейзаж, и все эти унылые дома и чахлые, осенние деревья как бы переставали существовать.
Сила ветра росла, окружающие картины расплывались, смазывались, таяли и, как в театре движущиеся декорации, уплывали вглубь.
Он почувствовал, что летит.
Не было страха, не было радости полета. Была какая-то опустошенность и ощущение неотвратимости и тайного смысла всего происходящего. Был покой. Лечу - значит так надо. Однако покой это был ненастоящий - призрачный, неустойчивое равновесие.
Он не смотрел вниз, не смотрел в даль. Кажется, он просто зажмурился. Но я не уверен. Летаев тоже не уверен. Как вообще можно быть уверенным хоть в чем-то, когда в городе такой ветер?..
Читать дальше