Александр Щербаков - Кукушонок

Наибольшую сложность представляло приведение записок к форме последовательного изложения. Мне удалось разработать и применить несколько приемов алгоритмизации такого приведения, но сведения, приведенные в документах, иногда настолько недостаточны, что раз или два я почувствовал себя обязанным сделать вставки, дабы пояснить канву событий хотя бы в меру своего понимания. И за это приношу покорнейшие извинения читателям, более проницательным, чем я.

Теперь об имени автора и названии записок. В текстах имя не упоминается ни разу. Почти все двадцать лет я был убежден, что оно мне известно (со слов депонента). Это имя я и вывел в название записок, отправляя магнитопись литературному агентству. Через полгода агентство известило меня о заключении издательского договора, но одновременно прислало три предварительных рецензии за подписями авторитетных экспертов мемуарного жанра. В каждой из рецензий выражалась одна и та же претензия: с какой-де целью публикатор изменил общеизвестное имя автора записок? - причем во всех трех приводились якобы истинные имена, и во всех трех - разные.

Тогда я решил убрать имя автора даже из названия. Выбор нового названия я доверил остроумной программе, как говорят, применяемой профессиональными литераторами. Полученный результат поначалу меня несколько коробил, но постепенно я привык к новому названию и даже вижу в нем некий смысл. Труды же по установлению истинного имени автора оставляю грядущим поколениям исследователей, если они не найдут себе более плодотворного занятия.

По обычаю, в конце предисловия полагается благодарить конструкторов и производителей электронных устройств, задействованных в работе, но, положа руку на сердце, теплых слов признательности заслуживает лишь небольшая группа работников бюро обслуживания, беспрекословно и мгновенно заменявшая хромающие блоки заикающимися и наоборот. Их горячее сочувствие и хлопотливая готовность Помочь явно не соответствовали той малой корысти, которую они при этом извлекали. Только благодаря им я сохранил веру в технический прогресс и человечество, а последнее немаловажно, когда готовишь к печати материалы такого рода.

А3:

Битюг он. Битюг артиллерийский!

Зеванула обслуга, бочком-бочком подвинул он ворота и потопал по белу свету. Копыта - каждое с государственный герб, об что приложит, все вдребезги. Ноздри паром бухают - Гекла на раздумье. Лбище с Книгу Судеб, а под ним - робконько мечтаньице о битюжьем царстве. О водах - мути, не замутишь, о травах - топчи, не затопчешь.

Прет себе битюг и преуспевает. Не сбруя на нем колом стоит, а как бы фрак. И все равно от него конским потом шибает - орхидейки мигом дохнут, стоит ему вжучить цветок в лацкан своей конопатой лапищей.

Однако это модно - мордовать на лацкане какую-нибудь живность, платя за это тысячные штрафы. Моде надо следовать - так нашептывают консультанты. Про орхидейки на лацкане это не он сам придумал - консультанты подсказали. Да вот беда - мрут цветочки. Думал-думал - изобрел: холуй таскает за ним переносную оранжерею и каждые полчаса подает его битюжеству свежую пленницу, цена ей - фиг-нолик, а все же...

Наверняка он и ко мне ввалится в сопровождении своего орхидей-лейб-гиммлера, чтобы тот заодно раскинул нам достархан на двоих.

Ввалится, всю скворешню мне обтопочет, пару книг локтищами с полок на пол вывернет, вон ту стекляшку смахнет, взмокнет от стыдухи, спросит, почем взята, и предложит мне в битюг раз больше. Это такой у битюгов способ просить прощения.

Душевные переживания бухнут ему изнутри в стенки, он пошатнется и рухнет в кресло. Рухнет, умильно уставится, и мы приступим к ритуалу отвержения даров...

Дары - это так у битюгов называется меновая торговля.

Битюг дарит - значит, ему что-то позарез нужно. Дар принят - битюг разом переходит в режим домогательства. Теперь у него есть право. Зубом! Копытом! Боком! Жмет! Пыхтит! Насилует! От имени, справедливости и любви.

Недра битюжьи обильны огненной любовью - прекрасным платежным средством двуцелевого назначения. Порция любви - одновременно расплата за все прошлое и залог за все будущее. Еще подарить какую-нибудь пустяковину, фиг-ноличек, - и все наше, битюжье, законное. Вали!..

Во время оно толку с меня битюгу было на фиг-нолик. Облезлая кошчонка на живодерне имела больший шанс выжить, чем я рядом с ним. Ударил черный час - битюг решил, что я могу быть полезен. Цена мне стала - миллион, я обдан его любовью до гроба. Надо ж так оплошать!