Вот герой рассказа Уоллес открывает зеленую дверь. Он решается на этот поступок, поборов колебания. "Каким-то совершенно непостижимым образом ему было известно, что отец крепко рассердится, если он войдет в эту дверью. Вдруг он решается, бежит назад, к двери, мимо которой прошел, отворяет ее, входит, и дверь за ним захлопывается! Он очутился в саду, который потом вспоминал всю жизнь...
"Это был совсем иной мир, озаренный теплым, мягким ласковым светом; тихая ясная радость была разлита в воздухе, а в небесной синеве плыли легкие, пронизанные солнцем облака. Длинная широкая дорожка, но обеим сторонам которой росли великолепные, никем не охраняемые цветы, бежала передо мной и заманивала все дальше, и со мной шли две большие пантеры. Я бесстрашно положил свои маленькие руки на их пушистые спины, гладил их круглые уши, чувствительное местечко за ушами, и играл с ними. Казалось, они приветствовали мое возвращение на родину. Все время мной владело незабываемое чувство, что я наконец вернулся домой. И когда на дорожке появилась высокая прекрасная девушка, с улыбкой подошла ко мне, сказала: "Вот и ты!", подняла, расцеловала, опустила на землю и повела за руку,- это не вызвало во мне ни малейшего удивления, но лишь радостное сознание, что так все и должно быть, и воспоминание о чем-то счастливом, что странным образом выпало из памяти. Я вспоминаю широкие красные ступени, видневшиеся между стеблями дельфиниума; мы поднялись по ним на уходившую вдаль аллею, по сторонам которой росли старые-престарые тенистые деревья. Вдоль этой аллеи, среди красноватых, изборожденных трещинами стволов, стояли торжественно мраморные скамьи и статуи, а на песке бродили ручные, очень ласковые, белые голуби".
Читая этот отрывок, я вздрогнул. Опять красный цвет коры деревьев и красные ступени. Как в моем городе. И свет, такой же, наверное, золотистый. Мне казалось: если внимательно читать, то можно найти и описание города с красными стенами дворцов. И я читал. Я нашел широкую тенистую колоннаду, просторный прохладный дворец, фонтаны. Все это увидел мальчик Уоллес. Потом он играл с новыми товарищами - там было много людей, которые рады были его видеть, были и сверстники. Игры с ровесниками он не запомнил. Его лишь преследовало неповторимое воспоминание о счастье и видение площадки, зеленой травы и солнечных часов - именно там они играли.
До сих пор рассказчик говорил о мечте, о мимолетном счастье ребенка, рано оставшегося без матери. И мы всем сердцем желали мальчику хотя бы еще несколько светлых минут в волшебном саду. Но недаром назван инструмент, отмеряющий и время, и счастье - солнечные часы на площадке для игр, обрамленные цветами.
Появляется строгая женщина с серьезным лицом. Она манит маленького Уоллеса к себе и уводит его на галерею. Товарищи по играм кричат ему:
"Возвращайся к нам. Возвращайся скорее!"
Женщина открывает книгу, которую она держит на коленях. Женщина сидит на скамье. Мальчик стоит рядом. Он изумлен. Страницы книги оживают, и он видит самого себя. Все свои дни - со дня рождения. Свою покойную мать. Свой дом, детскую, потом - окрестные улицы.
Мы должны представить себе мальчугана, который видит все это не на картинках, а вправду, и с недоумением заглядывает в глаза строгой женщины. Он не знает еще, что это судьба. Впрочем, об этом он, быть может, и не догадается.
Уоллес видит себя в этой необыкновенной книге в тот момент, когда он топчется в нерешительности перед зеленой дверью: войти или нет?
Приближается поворотный, трагический момент.
- А дальше! - восклицает мальчик. Строгая женщина удерживает его руку, ведь он хочет перевернуть страницу.
- А дальше! - почти кричит мальчик и отталкивает пальцы женщины.
"И когда она уступила и страница перевернулась, женщина тихо, как тень, склонилась надо мной и поцеловала меня в лоб.
Но на этой странице не оказалось ни волшебного сада, ни пантер, ни девушки, что вела меня за руку, ни товарищей игр, так неохотно меня отпустивших. Я увидел длинную серую улицу в Вест-Кенсингтоне в унылый вечерний час, когда еще не зажигают фонарей. И я был там - маленькая жалкая фигурка; я громко плакал, слезы так и катились из глаз... Это была уже не страница книги, а жестокая действительность".
Это было мучительное возвращение.
С тех пор он упоминает этот сад в детских молитвах: "Боже, сделай так, чтобы я увидел во сне мой сад! О, верни меня в мой сад!"
Однажды, через несколько лет, Уоллес увидел за грязными, странно знакомыми лавчонками длинную белую стену и зеленую дверь!
Читать дальше