Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 12

2) Джордж описан как любитель дармовщинки, и хотя вообще я не люблю таких людей, лично Джордж кажется мне симпатичным. Надеюсь, что и вам тоже. Персонаж «от первого лица» (на самом деле — Айзек Азимов) часто получает от него оскорбления и регулярно подвергается вытягиванию нескольких долларов, но я не обращаю на это внимания. Как я объяснил в конце первого рассказа, его рассказы того стоят, и я делаю на них больше денег, чем даю Джорджу, — хотя бы потому, что даю я только в рассказах.

3) Пожалуйста, имейте в виду, что все рассказы задуманы как юмористические, и если вы сочтете, что их стиль слишком претенциозный и «не азимовский», то это сделано намеренно. Можете считать это предупреждением. Если вы ждете чего-то другого — не покупайте эту книгу, чтобы не испытать разочарования. И если вам покажется, что в ней чувствуется легкое влияние П. Дж. Вудхауза, то поверьте мне — это не случайно.

Джорджа я встретил много лет назад на одной литературной конференции. Меня тогда поразило странное выражение откровенности и простодушия на его круглом немолодом лице. Мне сразу показалось, что это именно тот человек, которого хочется попросить постеречь вещи, когда идешь купаться.

Он меня узнал по фотографиям на обложках моих книг и сразу же стал радостно рассказывать мне, как нравятся ему мои романы и рассказы, что, конечно, позволило мне составить о нем мнение как о человеке интеллигентном и с хорошим вкусом.

Мы пожали друг другу руки, и он представился:

— Джордж Кнутовичер.

— Кнутовичер, — повторил я, чтобы запомнить. — Необычная фамилия.

— Датская, — сказал он, — и весьма аристократическая. Я происхожу от Кнута, более известного как Канут, — датского короля, завоевавшего в начале одиннадцатого столетия Англию. Основатель моей фамилии был сыном Канута, но он, разумеется, был рожден не с той стороны одеяла.

— Разумеется, — пробормотал я, хотя мне не было понятно, почему это разумелось.

— Его назвали Кнутом по отцу, — продолжал Джордж. — Когда его показали королю, августейший датчанин воскликнул: «Бог и ангелы, это мой наследник?» «Не совсем, — сказала придворная дама, баюкавшая младенца. — Он ведь незаконный, поскольку его мать — та прачка, которую Ваше…» «А, — ухмыльнулся король, — в тот вечер…» И с этого момента младенца стали называть Кнутвечер. Я унаследовал это имя по прямой линии, хотя оно со временем превратилось в Кнутовичер.

Глаза Джорджа смотрели на меня с такой гипнотизирующей наивностью, которая исключала саму возможность сомнения.

Я предложил:

— Пойдемте позавтракаем? — и показал рукой в сторону роскошно отделанного ресторана, который явно был рассчитан на пухлый бумажник.

Джордж спросил:

— Вы не считаете, что это бистро несколько вульгарно выглядит? А на той стороне есть маленькая закусочная…

— Я приглашаю, — успел я добавить. Джордж облизал губы и произнес:

— Теперь я вижу это бистро несколько в другом свете, и оно мне кажется вполне уютным. Я согласен.

Когда подали горячее, Джордж сказал:

— У моего предка Кнутвечера был сын, которого он назвал Свайн. Хорошее датское имя.

— Да, я знаю, — сказал я. — У короля Кнута отца звали Свайн Вилобородый. Позднее это имя писали «Свен».

Джордж слегка поморщился:

— Не надо, старина, обрушивать на меня свою эрудицию. Я вполне готов признать, что и у вас есть какие-то зачатки образования.

Я устыдился.

— Извините.

Он сделал рукой жест великодушного прощения, заказал еще бокал вина и сказал:

— Свайн Кнутвечер увлекался молодыми женщинами — черта, которую от него унаследовали все Кнутовичеры, и пользовался успехом, — как и мы все, мог бы добавить я. Есть легенда, что многие женщины, расставшись с ним, покачивая головой, замечали: «Ну, он и Свин». Еще он был архимагом. — Джордж остановился и настороженно спросил: — Что значит это звание — вы знаете?

— Нет, — солгал я, пытаясь скрыть свою оскорбительную осведомленность. — Расскажите.

— Архимаг — это мастер волшебства, — сказал Джордж, что прозвучало как вздох облегчения. — Свайн изучал тайные науки и оккультные искусства. В те времена это было почтенное занятие, потому что еще не появился этот мерзкий скептицизм. Свайн хотел найти способы делать юных дам сговорчивыми и ласковыми, что является украшением женственности, и избегать проявлений всякого с их стороны своеволия или невоспитанности.