Андрей Щупов - Бродяга

себя на мысли, что стоять и смотреть на работающего человека удивительно приятно. Еще бы прилечь, да подпереть голову ладошкой...

По институту разнеслись далекие удары. Кто-то опять ремонтировал мебель. Сколько помнил себя Евгений Захарович, в институте постоянно чинили мебель. Гвоздями, шурупами, казеином, эпоксидной смолой и обыкновенной проволокой. Свинченные и склеенные столы и стулья держались неделю или две, а затем начинали постепенно чахнуть. Раскачиваясь на ревматических ногах, они теряли с грохотом одну за другой составные части и в конце концов бессовестно разваливались, оставляя хозяев с носом. Такая уж это была мебель, и сбей ее хоть стальными уголками, Евгений Захар

ович не сомневался, -- все повторилось бы в точности и в том же порядке.

Посмеивась, в лабораторию грузно вошел Васильич, любитель чешского и жигулевского пива, отец троих детей, заядлый горе-рыболов. Продолжая начатый в коридоре разговор, он почему-то обратился к ним.

-- Так что не надо, ребятки! Фортран, Ассемблер -- все это чепуха! Десять-пятнадцать лет, и всем вашим языкам придет форменная хана. Как и этой опилочной мебели. Ты, Женек, как считаешь?

Евгений Захарович пожал плечами. Ему было все равно. Очкарик же, оторвавшись от загаженных канифолью плат, глубокомысленно потер лоб.

-- Ну, положим, мебель испустит дух раньше.

-- Согласен, -- Васильич с готовностью хохотнул.

-- О чем говорим? Чему хохочем? -- в лабораторию гуртом возвращались курильщики. Дверь со скрипом заходила туда-сюда, пропуская степенных и кряжистых лаборантов. Евгению Захаровичу показалось, что она устало зевает.

-- Спорим, кто проживет дольше -- машинные языки или мебель.

-- Кто пива не пьет, долго не живет, -- многозначительно произнес некто.

-- Вот и я говорю: пивка бы! -- шаркающим шагом, последним обеспокоив дверь, в лабораторию вошел длинный, как жердь, Паша.

-- Кто за пивко, па-пра-ашу поднять и опустить!

-- Пивко -- это неплохо, -- подтвердил Васильич.

-- Вот и проголосовали! -- Паша крутанулся на месте и, отыскав зорким глазом укрывшегося за телевизорами студента-практиканта, по-сержантски гаркнул: -- Слышал Лешик?.. А если слышал, сумку в зубы -- и в центр!

-- Ящичек! -- заорали из коридора.

-- Ага, может, два?

-- Не рассуждать, курсант!

Лешик красноречиво похлопал себя по карманам.

-- Тогда, мены, гоните бабки. И лучше в долларах.

-- Ничего, карбованцами возьмешь.

"Мены" послушно зашарили по кошелькам. Из коридора потянулись измученные жарой курильщики. В числе прочих Евгений Захарович сунул в исчерканную чернилами ладонь зажеванную трешку. Поучаствовав в важном, поплелся обратно в кабинет. Сенека уверял, что быть добрым -- просто. Надо только этого крепко захотеть. Хлебнувший пива добреет на глазах. Значит... Значит, хотеть пива -все равно что хотеть быть добрым. Стало быть, через час или два все они тут станут добрыми. Целый отдел добряков...

Прежде чем сесть за стол, он придвинул к себе телефонный аппарат и, барабаня по клавишам, набрал номер особой засекреченной лаборатории института. Откликнулся знакомый голос, и не называя имен, Евгений Захарович рассеянным тоном поинтересовался ходом ЭКСПЕРИМЕНТА. Ответили с привычной уклончивостью, с должной долей тумана. Таких ответов Евгений Захарович не любил. Сказав: "Эх, ты, а еще друг!..", он положил трубку. Рассеянным щелчком сбил со стола проволочную скрепку.

Пожалуй, из всего творящегося в здешних стенах ЭКСПЕРИМЕНТ принадлежал к числу того немногого, что его по-настоящему волновало. Плюс окошечко кассы, из которого манной небесной вытекали выдаваемые неизвестно за что дензнаки, плюс зеленоглазая буфетчица из столовой с ароматной грудью и точеной фигуркой. Но если на дензнаки можно было покупать мороженое, а зеленоглазой буфетчицей любоваться издалека и вблизи, то загадки ЭКСПЕРИМЕНТА оставались вне пределов досягаемости. Вокруг этих загадок роилась целая гора слухов, но в сущности никто ничего не знал.

Вернее, знали все и обо всем, но отсутствовал главный компонент знания -ПОНИМАНИЕ. Они знали о госзаказе, знали о том, что куратором секретных работ являлся кто-то из правительства, но за всем этим мало что стояло. Естественно, если не считать тех же дензнаков, которые в виде ежегодных дотаций покрывали многочисленные долги института, позволяя завлабам и отдельным сотрудникам покупать дачные участки и вполне приличные автомобили. Соответственно складывалось и отношению к ЭКСПЕРИМЕНТУ, как к некому неиссякаемому финансовому источнику, дающему институт