Андрей Щупов - Предатель

- Уже троих сволочей сбили. Троих! - старшина для наглядности показал Ларсену три черных от копоти пальца. Для него весь мир теперь принадлежал к стану глухих. - Бегали к обломкам смотреть. Чепуха какая-то. Один каркас и все. Словно муляж какой-то, а не летательный аппарат. Я тогда же и майору сказал, мол, что если они нам голову морочат? С их техникой это запросто! Нам здесь, стало быть, арапа заправляют, боеприпасы заставляют жечь, а где-нибудь гвоздят всерьез - по телебашням разным, правительственным бункерам.

- Мне майор говорил, будто у них такие особые системы самоуничтожения, - возразил сержант. - Чтобы в случае чего нашим специалистам ни единого винтика не доставалось.

Ларсен поглядел в степь, на сереющие вдали обломки, поразмыслив, кивнул. Что ж, вполне логично. Почему бы и нет? Подобное и у нас на широкую ногу поставлено. Уничтожать все, что остается за врагом. Мосты, поля с хлебом, столицы... На ум внезапно пришла мысль о Предателе. Вот и того, видно, самоуничтожили. Использовали по основной функции и ликвидировали. Спятивший человек, - какой с него спрос?..

Покончив с перекуром, снова приступили к орудиям. На этот раз распаковывали оставшиеся ящики и скользкие от масла снаряды подносили вплотную к орудиям. Чтобы потом - "ни единого лишнего движения" - как вразумлял старшина. Сначала таскали взрывчатую кладь на весу, чуть позже стали устало выгружать на мешковину, волоча по грязному снегу до самых броневых щитов.

Ларсен то и дело мотал головой. Хмель успел выветриться, но ясного здравомыслия еще не было. При всем при том он знал, что бой - это бой, и скидок на "раскосое" состояние здесь не делается. Пьяный танкист попросту не въедет на мост, а снайпер после веселой ноченьки будет плотно садить в "молоко".

К тому времени, когда с укладкой снарядов было покончено, "плуг" успел уже скрыться из глаз. С наслаждением распрямив спину, Ларсен внимательно огляделся. Оставленная "плугом" борозда пролегла не далее, чем в ста шагах от позиций. Из нее продолжал фонтанировать пар, то и дело вылетали какие-то ошметки. Лейтенант обратил внимание на то, что на очередной воздушный налет немцы не ответили ни единой ракетой. Взрывы безнаказанно прошлись по германским окопам и переместились за холмы. Он представил себе громоздкие махины установок, широко расставленные станины, пугающее безлюдье. И все удовольствие - за каких-нибудь четверть часа!.. Теперь наступила очередь батареи. Завершив в вечереющем небе замысловатый маневр, "сигары" вновь возвращались.

- Ну, с богом, сынки! - старшина степенно поплевал на ладони и косо зыркнул на перепачканных "сынков". Ларсен с сержантом послушно побежали к орудиям.

Устроившись в жестком кресле наводчика, лейтенант приник глазом к резиновому колечку окуляра. Не сразу поймал в перекрестие одну из сдвоенных "сигар", включил систему автоматического слежения. Катамаран быстро увеличивался в размерах, уши плотно обкладывал нарастающий рев. Крестик прицела цепко держал противника. Внезапно справа часто замолотило орудие старшины. Совершенно преждевременно.

- Уходят! - заблажил сержант.

Только тут до лейтенанта дошло, что их жестоко надули. ОНИ действительно уходили. Было видно, что строй пришельцев рушится, вражеские аппараты плавно разворачивались. Может, кончилось у них горючее или иссяк боекомплект, может, случилось что другое. А возможно, они попросту утомились и теперь спешили на чашечку своего вечернего кофе. Следом за сержантом и старшиной Ларсен что-то бешено заорал и даванул гашетку. Кресло завибрировало, стволы комплекса завращались, извергая шквал огня. Окутанные клубками разрывов, "сигары" даже не прибавили хода.

- Гады! - пушка старшины смолкла. Прекратили стрельбу и "сынки". Выбравшись из кресла, на подкашивающихся ногах Ларсен слепо побрел по позиции. Услышав неожиданный звук, удивленно обернулся. Старшина сидел на ящике из-под снарядов и, размазывая по чумазому лицу слезы, плакал.

Возвращался лейтенант на взятом у немцев танке. Он все-таки не удержался и забрел к ним, за что и был щедро вознагражден. К его радости, на позициях еще остались живые. Четверо бойцов! Каптенармус и трое солдатиков. Так или иначе, но встретили Ларсена с распростертыми объятиями. На какое-то время он стал пятым живым существом в их маленьком коллективе, и этого было вполне достаточно. Солдатики Ларсену понравились, а в маленького, застенчивого каптенармуса он просто влюбился. Последний улыбался лейтенанту, как доброму, старому другу. В голосе и поведении этого не молодого уже человека угадывалась изначальная мягкость, а в его присутствии можно было смело позволить себе расслабиться, не боясь быть ужаленным в самый уязвимый момент. Сызмальства тяготеющий к подражанию, Ларсен и сам не заметил, как перенял у каптенармуса манеру улыбаться. Есть такой сорт улыбок - совершенно несодержательных, знаменующих одну лишь готовность к вежливому вниманию. Они мало что сообщают рассказчику об отклике на его побасенки, но кое-что говорят о самих слушателях, зачастую милых и незлобивых людях, улыбающихся с печальным постоянством именно оттого, что они таковы по природе - чрезвычайно незлобивы - и в любом настроении более всего опасаются досадить своим невниманием. Словом, на военного каптенармус совсем не тянул, больше напоминая тех интеллигентных новобранцев, что и на вторую неделю службы продолжают упорно называть котелок кастрюлькой, а карабин ружьем.