- Черт-те что с этими телефонами! Говорил, говорил, а, оказывается, не с тобой, а с какой-то бабенкой. И она, главное, тоже ничего понять не может. Объяснила, что мужу звонила. Ага, как же... - Трестсеев оглядел кабинет и снизил голос до заговорщицкого шепота.
- Рассказывают, ты с начальством тут споришь, к директору на днях рвался. Еле-еле Зиночка удержала, - заметив недоумение Евгения Захаровича, Трестсеев вскинул ладонь. - Знаем, знаем, не отпирайся! Слухами, как говорится, Москва полнится... Революцию хочешь поднять? Зря. Хотя понимаю. По-человечески понимаю. Откровенно говоря, мне самому эти церберы от политики - вот где! Я ведь уже давно статейками балуюсь. Проблемы ИТР, бригадные подряды... Неужели не читал? Странно... А в общем зажимают. Как и все передовое. Вечерами пыхтишь, фразочки формируешь, афоризмы разные, а все равно придираются. Вслух не говорят, но я-то понимаю - цензура. Хотя с другой стороны и они правы. Конформизм - штука опасная. Всякому позволить, - что же начнется? Ты как считаешь?
Евгений Захарович и сам не заметил, как у него успели остекленеть глаза. Так уж влиял на него этот Трестсеев. Беседовать с ним было равносильно пытке. Евгения Захаровича начинало клонить в сон после первых же фраз. Он и без того старался обезопасить себя и смотрел не в лицо, а в грудь Трестсееву. И все-таки глаза стекленели, в голове начинала твориться дремотная неразбериха.
- Конформизм? Что же... Во-первых, это еще один "изм". А, во-вторых, относиться к нему можно по-разному. Я лично считаю, что слово это интересное и многообещающее. Если в словарях оно присутствует, стало быть, не все еще потеряно.
- Разумно, - Трестсеев принял его слова, как должное. Одобрительно качнув головой, расположился в кресле, закинул одну элегантную брючину поверх другой - не менее элегантной.
- Не куришь в кабинете? Жаль... Хотя и правильно. Легкие - вещь хрупкая и от сердца близко. Я тут статейку одну читал. Не свою, конечно, свои-то я наизусть знаю, но в общем тоже неплохую. Хирург какой-то написал или англичанин, точно не помню...
Евгений Захарович опустил взор на часы. Секундная стрелка размеренно семенила по кругу. Выглядела она дьявольски самоуверенной и наверняка не сомневалась, что время, сколько его есть в мире, - все принадлежит ей одной.
Второй круг, третий... он поднял глаза на говорящего и с облегчением убедился, что тот как раз заканчивает.
- ...так что политика, брат, вещь мудреная! Правду тебе говорю. Героев они там заслуживают, - ох, как заслуживают! А писать, братец, - это сумеет каждый. Если грамоте, конечно, обучен. Как говорится, фата-моргана пусть очаровывает других, а у нас что просто, то и занятно.
Галстук на кадыке Трестсеева энергично в такт словам подрагивал, и у этого самого галстука Евгений Захарович холодно поинтересовался:
- Вы стихи, случаем, не пишите?
Галстук смущенно заперхал, и весь Трестсеевский костюм пришел в суетливое движение.
- Стихи? То есть как это? Хм... Согласись, - несколько странный переход: проза, проза - и вдруг некоторым образом стихи...
- Всегда почему-то думал, что настоящий прозаик - это еще и поэт. В конце концов, разве проза - не одна из форм поэзии?
- Поэзии? - Трестсеев неуверенно хохотнул. - Что-то ты, братец, того... Как говорится, перехватил. То есть, не обижайся, конечно, но стихи все-таки стихами, а проза - прозой. Граница, на мой взгляд, достаточно четкая: там рифма, здесь рифмы нет... А то ведь так и архитектуру можно начать сравнивать с какой-нибудь живописью. Или с баснями Крылова, например, - Трестсеев хохотнул более уверенно. - Что же ты мне прикажешь писать и одновременно накручивать в голове какую-нибудь рифму? Нет, батенька, пересолил! Признайся, что пересолил?
- Признаюсь.
- А чего вдруг так сразу? Неужели убедил?
- Убедили. Да еще как, - Евгений Захарович глубоко вздохнул. Не было у него желания ни спорить, ни объяснять. И отутюженный костюм, рожденный где-то далеко не здесь, начинал раздражать всерьез.
- Вы же сами сказали, что не хотите писать и одновременно перебирать в уме рифмы?
- И не собираюсь!
- Вот и не надо, - Евгений Захарович яростно почесал нос. - Не надо, и все!
- Хочешь сказать: "не надо лепить горбатого"? Оригинал, ха, ха!
- Хочу сказать: ничего не надо! - фальцетом выкрикнул Евгений Захарович. - Ни скульптур, ни картин, ни этого вот чуда с большой буковки! - он схватил проспект и свирепо затряс перед замершим в испуге галстуком.
- Однако... Послушай, мне этот тон совсем не нравится. Какая муха тебя укусила?
Читать дальше