Киони Сэндзё - Последнее лето в Ильзенге

На осторожный стук изнутри резковато ответили:

- Войдите! - Голос был женский, незнакомый. Молодой человек толкнул тяжелую створку, вступая под сень строгих деревянных шкафов, до потолка забитых толстенными громоздкими томами. Девушка, стоявшая к нему вполоборота, рассеянно водила пальцем по запыленным корешкам. Это была смертная, вне всяких сомнений: лет двадцати на вид, высокая, слегка сутулая, темноволосая, без каких-либо следов косметики на лице.

- Здравствуйте, - растерянно сказал Отон и про себя подумал: вот еще сюрприз - не отвык ли я вдобавок от нормального общения?

- Вы - Отон? - спросила она вместо приветствия и наконец-то подняла на него глаза - два золотистых ободка в серую крапинку. - Меня зовут Клара Хоффмайер. Будем знакомы.

Девушка протянула ему загорелую руку, и Отон, глядя на ее маленький волевой подбородок и ощущая крепкое пожатие, словно пробуждался от телесного сна.

- Очень приятно, - пробормотал он. Клара, однако, медлила, не выпуская его ладони. Ее ноздри дрогнули.

- От вас исходит запах солнца, знаете, как от раскаленной крыши...

- Знаю, - с внезапной уверенностью заявил он, хотя никогда не обращал внимания на то, как пахнет черепица в полдень. - А от вас - розами. Наверное, белыми.

Клара улыбнулась.

- Наверное, так пахнет все, принадлежащее этому дому, - тут она отодвинулась в сторону, будто очнулась и только что поняла, где находится. Собственно, я зашла ненадолго...

Вот, подумал Отон, ей уже неловко со мной, - и погрустнел. Клара поправила волосы перед зеркалом и повернулась к нему.

- Я ухожу. Вы меня не проводите?

"Нет, показалось", - подумал Отон, видя ее ласковый взгляд.

- А вы часто сюда забегаете?

Девушка кивнула, но как-то задумчиво, нерешительно, и до самого крыльца они хранили настороженное молчание. Только у выхода она снова заговорила:

- Мой дед работал у Эрнё управляющим. А я - апостол пятой розы, только не спрашивайте, что это означает, еще слишком рано вам что-либо понимать, - и безо всякого перехода добавила: - У вас какая группа крови?

- Третья, - покорно ответил юноша, надеясь задержать ее подольше.

- А резус?

- Положительный.

- Ну... - Клара поколебалась, - возможно, мы увидимся скорее, чем вы думаете!

Когда она спешила по тропинке прочь, ее платье поминутно путалось в колючих розовых плетях, и Отону, который до последнего следил за Клариным уходом, почему-то было жаль шелковистой ткани. Уже сделавшись малоприметной точкой в отдалении, она обернулась и помахала ему рукой. Молодой человек сложил руки рупором и прокричал:

- Мы увидимся в любом случае, обещаю вам, Клара! - а потом еще долго стоял возле крыльца, засунув руки в карманы и бессмысленно насвистывая бравурный марш.

Близко к сумеркам его подстерегла еще одна, малоприятная встреча.

- Значит, вы обследовали дом, - сказал человек из тени, которого Отон сначала не заметил, и сколько ни бился потом, не сумел найти, где состоялся их разговор в этом саду, по которому он блуждал ошалевший, словно ошпаренный.

- Мне не спалось, - Бендик демонстративно не удивился, - а вы тоже апостол?

- А вам-то какое дело? - грубо отпарировал смертный, пыхая дешевой вонючей сигареткой. - Вы хоть беседку видели?

- Нет, - обиделся Отон. - А что там такого особенного в беседке?

- Захочется, так сами посмотрите, чтоб вам так же мерзко стало, как мне, ежели пойдете! - и мужчина произнес с ожесточением: - Боже, до чего мне здесь все опротивело, опостылело! Вся эта собачья работа - а для чего, зачем?! Они заманивают меня сюда, я, как порядочный историк, ликую при мысли: вот живые свидетели восемнадцатого, нет, даже семнадцатого века, - и что? Вчера труды этих двух месяцев пошли насмарку! Это я не вам жалуюсь, юноша, не обращайте внимания. Просто мне взбрело в голову поговорить со смертным, не имеющим отношения к здешнему безумию. Но вы уже отравлены окружающим. Ладно, прощайте, Бендик, надеюсь, что больше не увижу вас.

Затерев окурок, неизвестный неторопливо удалился, в результате Отон хорошо разглядел только широкую спину, обтянутую легкой светлой курткой. Обескураженный, он фыркнул, потоптался на месте, но наконец-таки, спасовал перед жгучим любопытством.

Беседка обнаружилась у самого обрыва, над крутою тропой, уводящей к Дунаю. Солнце щелкало в лоб каждого, заходящего с пяти до шести, на некрашеных садовых скамейках чинно были рассажены всевозможные куклы - из фарфора, пластмассы, дерева. Куклы и пупсы изумленно запрокинули изувеченные головы к потолку, у каждой рукою неизвестного вандала выковыряны зрачки, лишь немногие могли похвастаться наличием одного-единственного глаза, неизвестно как уцелевшего на пиршестве разрушения. Если б не эта жуткая деталь, сборище игрушечных человечков смахивало на мирный сельский пикник. Они были старательно наряжены и тщательно причесаны, и даже позы - Отон мог бы в этом поклясться! - выдавали их отношение друг к другу. Вот пупс с веткой увядшей сирени и разрезанным ртом, чтобы казалось, будто он ухмыляется, приятельски обнимает другого пупса, но тот смотрит в сторону, на фарфоровую куколку с книжкой. А рядом важная кукла в самом пышном наряде флиртует с пупсом, на носу у которого - сделанные из проволоки очки. Из расковырянных глазниц на Отона недружелюбно уставилась темнота, будто он нарушил интимную жизнь игрушек. Он попятился прочь, на расшатанной ступеньке споткнулся и, ободравшись, то ли сбежал, то ли слетел на землю. "Нет, все, домой - и выспасться, выспаться получше! Только бы эта жуть не привиделась!.."