Полицейская сирена смолкла, а через пару минут завыла громче – как будто из-за соседнего поворота. «Призраки» кинулись в припаркованный на углу старенький форд и битком набились в него. Задержался только карлик, чтобы метнуть в окно первого этажа последний пакет, и тотчас припустился за остальными, да блондинка с розовой косынкой, слезая с баррикады, подвернула ногу и упала плашмя.
Эдвард наблюдал за происходящим с болезненным интересом. Оно казалось пародией на его сны, но пародией злой и неумной. Форд заурчал, затарахтел, окутался черными выхлопными газами – и резво укатил, а девчонка осталась. Вот так, взяли и бросили человека на произвол судьбы. Как того, кричащего...
Наконец приехала полицейская машина, из дома выскочили жильцы – и началось черт-те что. Ругань, толкотня. Попытки оттеснить к подвалу ящики и обломки мебели, чтобы хоть немного расчистить двор. Девушке удалось встать и, хромая, добежать до подъезда. Больше деваться ей было некуда. Эдвард слышал, как она взбирается по лестнице и звонит во все квартиры.
Помогать «призракам» – как и любым нарушителям порядка – запрещалось, но молодые люди из квартала «нахлебников» плевали на запреты. Он дождался, пока беглянка поднялась на площадку третьего этажа, и распахнул дверь.
– Заходи! Быстрее!
Эдвард словно увидел ангела. Светлые локоны со сладким карамельным отливом. Чуть вздернутый нос в сливочной россыпи веснушек. Хрупкие плечи, за которыми угадываются рудиментарные крылья, и по-детски плоская грудь, почти не различимая под толстой водолазкой с растянутым воротом и пятнами краски на рукавах. А глаза – пустые и зеркальные, как лужицы на оцинкованном карнизе. Разве не таким полагается быть ангелу – не ведающим добра и зла?
– Извини, что я в трусах и майке, – сказал Эдвард. – Вы меня разбудили.
Девушка-призрак смотрела на него, приоткрыв рот.
– Что за идиотский спектакль вы тут устроили? Ни свет ни заря. А если бы мне с утра на работу?
– Фран-цузская рево-люция, – чуть заикаясь, по слогам, произнесла девушка. – Э... это... Парижская ком-муна... Но ты бы лучше у моей сестры спросил, у Мари. Она хорошо объясняет, а я...
– Тебя как звать-то? – поинтересовался Эдвард.
– Селина. С «а» на конце.
На лестнице послышались возбужденные голоса.
– Погоди... Посиди пока тут, – он втолкнул ее в спальню. – Только тихо. Похоже, тебя ищут. Сиди как мышь за печкой, договорились? Ничего не трогай.
В дверь позвонили – резко и требовательно.
– Кого тут носит и какого дьявола, – рявкнул он, открывая, но осекся. Полицейский годился ему в дедушки. Седые волосы – топорщатся венчиком вокруг лысины, седые усы, и даже форма как будто седая – припорошенная пылью.
– Вы, случайно, не в курсе, молодой человек, – спросил пожилой полицейский, – куда делся «призрак прошлого»?
– Вероятно, остался в прошлом, – криво усмехнулся Эдвард.
– Я имею в виду этих молодчиков, – пояснил служитель закона, – которые устраивают шум и свалку под окнами, да вымазывают стены краской. Между прочим, в вашем доме живут сплошь получатели пособия, или, как вы их называете, одни «нахлебники». Значит, уборка двора – опять за счет муниципалитета. Столько денег на ветер, – посетовал он. – Городской бюджет трещит по швам. Будьте добры, предъявите паспорт... Итак, чудесно, господин Кристофердин, – сказал, принимая из рук Эдварда пластиковую карточку. – Стало быть, вы никого не видели?
– Не-а.
– Ну, что ж, – полицейский бросил тоскливый взгляд вглубь квартиры. – Надеюсь, вы говорите правду. У лжи короткие ноги, знаете ли...
– Да-да, – прервал его Эдвард, – знаю, меня накажут. Да не видел я никого. Клянусь папой. А про «нахлебников» – это вы зря. Мы, что ли, виноваты, что для нас нет работы? Мы бы рады делать что-то полезное, но никому это не нужно. Ни наши руки, ни наши мозги никому не нужны. Вам проще кидать нам подачки – эти жалкие гроши, которые вы лицемерно именуете социальным пособием и на которые не выпить лишнего стакана молока, – говорил он с пафосом. – «Нахлебники», вот как! Разве наша вина, что ваши министры, вместо того чтобы создать рабочие и учебные места, покупают себе...
– Ладно-ладно! Всего хорошего, молодой человек.
Дверь поспешно – и сердито – захлопнулась.
Избавившись таким образом от полицейского, он вернулся в комнату. Селина забралась с ногами на кровать – грязные носки на подушке, под спиной скомканное одеяло – и листала роман в яркой обложке.
– Извини, – улыбнулась, как дитя, – но в твоей квартире нет ни одного стула.
Читать дальше