Николай Шмелёв - Кронос

— Если эту массу в руках подержать, так вовсе съезжает, — вяло обронил Кащей фразу, от которой возникло впечатление, что у него в сарае целая куча драгоценного металла, но она ему, уже надоела.

— Да, не всё так просто! — согласился Бармалей. — У многих состояние приличное, но при виде небольшого количества золота появляется нервная дрожь. Иногда, не глядя, пропивают целую кучу денег, а маленький кусок проклятого металла вызывает непонятную чёрную эйфорию, необъяснимую, только одним желанием разбогатеть.

— Платина, например, у меня не вызывает никаких эмоций, — вставил своё слово Пифагор.

Бульдозер, до этого молчавший, не упустил своей очереди в дискуссии:

— А вам то что, с этой «бабой» мучаться? Ну, ушла и ушла!

— Дело в том, что она, кое-что, с собой прихватила, — ответила Наина. — Не материальное, но всё равно, нужно забрать назад. И нам она может помешать, в осуществлении наших планов, но об этом, чуть позже.

— Почему «золотую бабу» нужно в лаву пихать! — никак не мог понять Бульдозер. — И почему, именно в эту?

— Во-первых, — ответила Наина. — В массе расплавленной породы и металла, которого в озере полно, она растеряет свою целостность, а во-вторых, этот огненный массив огромен и, уходит под землю на многие километры. Так что, от «бабы» не останется следа…

— И всё-таки, — высказал сомнение Сутулый, — как мы её найдём на необъятных просторах? Да и перемещать, как-то нужно…

— Об этом завтра, — ответила Наина, — И, об остальном — тоже.

Крон откинулся на спинку кресла. Его лицо приобрело суровую задумчивость, а глаза погрустнели и сузились. Словно нехотя, вымучивая каждое слово, он произнёс:

— Что вы всё о бренном, да о тленном! Мало ли случаев в зоопарках было, когда разлученные, по той или иной причине животные, умирали от тоски, а мы всё о наживе думаем.

— Вот жизнь! — воскликнул Сутулый. — Лишился последней радости в жизни и всё…

— Да уж, нам не до тоски, — пробурчал Комбат, опрокидывая очередной кубок. — Животный мир честнее, в большинстве своём.

— Это точно! — подтвердил Почтальон, вертя свой кубок в руке. — У нас другие заботы: деньги, имущество, положение в обществе — некогда ерундой заниматься. В погоне за наносным, забыли первоисточник сущности и живём суррогатами приобретённых благ, заменив ими самих себя. Даже в могилу упаковывали всё это барахло, искренне веря в необходимость тленного в загробном мире. Кстати, не только в древности это проделывали, но и сейчас возвращаются к забытой практике погребения.

— Налейте философу, — сделал замечание Крон окружающим. — У него, видимо, ёмкость опустела. Не хочется до утра выслушивать душещипательные изречения.

Кто, когда и как добрался до кроватей, и до какого времени продолжался банкет — никто не помнил. Ночь сейчас или вечер, так же, понять было невозможно. Звёзд не видно, благодаря прочным сводам пещеры, которые, в отличие от палатки, украсть невозможно: они могут только обрушиться. Но это в теории, а на практике, всё было надёжно.

Сны. Ночью люди видят цветные картинки. Кто-то, чёрно-белые. Кто-то переживает ночные кошмары, а кто разглядывает неприятные фрагменты несуществующих сцен. Некоторые окунаются в сюрреализм, а кто и в откровенный маразм.

В эту ночь Комбату снилось, что он в рыцарских доспехах и его, под общее шипение, несут на переплавку в огненное озеро. Сопротивляться сил не было, потому что любой бывалый средневековый воин знал — если упасть в такой амуниции, то подняться уже не получится. Только самым могучим солдатам удавалось встать на ноги. Что делать: или защита, или подвижность, но в этой ситуации, эпиляция обещала быть полной. Ему хотелось крикнуть, что он не идол, да и кольчуга на золотую, даже издали не смахивала, но печать молчания сковала уста, парализовав единственный орган, способный докричаться до изуверов. Кираса, так и вовсе ржавая, шлём тоже… Дорого бы он сейчас заплатил за асбестовые панталоны, лапти и другие атрибуты, в которых экстремалы катаются на расплавленной лаве, со склона вулкана…

Кащею приснилось, что он, всё-таки набил брюхо досыта, заработав при этом гастрит, так как пищей ему послужили сырые мыши, ящерицы и яйца. Тут, к тому же, ещё попахивало сальмонеллезом. В заключение банкета, двенадцать нагов, имеющих классические змеиные хвосты, на огромном блюде принесли ему зажаренную анаконду, около пятнадцати метров длиной и полметра толщиной — фаршированную арбузами. Кащей пристально вглядывался в морду водяного удава, имеющую угрожающие размеры и никак не мог понять — кого она ему напоминала? Физиономия изгибалась в конвульсиях, кривлялась и строила рожи: то расплывалась в улыбке, то морщилась, как будто ей было больно, пока не приобрела знакомые черты, в которых он без труда узнал лицо своего товарища. Бульдозер!