Юрий Никитин - Завтра будет новый день...

Когда все стало осуществляться, Алексеев в страхе понял, что с миром что-то стряслось. День повторяется, это и есть вчерашний день, только он единственный живет в нем вторично, сохраняя память, а для остальных это день первый!

Долго ли это продлится? Впрочем, другие, наделенные полномочиями и умением, уже наверняка занимаются этим феноменом, а он должен просто жить. Жить и приспосабливаться к изменившимся условиям…

В среду он проснулся с мыслью, что сон приснился странный, но тут взгляд упал на часы: ровно восемь и… одиннадцатое число!

Он вскочил, редкие волосы встали дыбом. В страхе приготовил завтрак, и все время ощущал: кожей, чутьем, что это тот же самый день, тот же воздух, все то же самое, что было вчера и позавчера при пробуждении, присутствует и сейчас.

Газета в ящике снова за одиннадцатое, и точно в том же положении: подогнув последний листок и зависнув между узкими стенками. Третья газета за одно и то же число!

Троллейбус тот же, и он машинально пробрался по салону к бабище, которая должна была вдруг вскрикнуть, вслух вспомнить про ключи и поспешно выскочить на остановке.

Бабища выскочила, и он тут же опустился на свободное место, опередив другого хмыря, для которого прыжок толстухи оказался неожиданностью. Он ехал, испуганный донельзя и странно счастливый, что наперед знает будущие события. Колхозников опоздает, у Цвигуна головная боль, цейлонский чай Клавдии, толкач с шоколадкой, дочка Маркина, лопнувший флакон с клеем, толстуха с импортом…

И все же по нервам пробежал ток, когда увидел над головой Маркина красочный календарь, с которого Маркин еще позавчера сорвал листок с 11 апреля. Теперь этот листок был на месте, цел-целехонек!

Странно, успокоился быстро. За пять минут до обеда ощутил, что сейчас, как и «вчера» и «позавчера» подойдет Бакуленко с занудным разговором о шансах нашей сборной, все-таки впервые вышли в полуфинал мирового чемпионата, и торопливо поднялся, обогнул стол и уже на выходе увидел, что Бакуленко как раз подошел к его столу, но вынужденно повернул к Лявонищуку, который опасности не ждал и сбежать не успел.

Все, как он понял, повторяется с абсолютной точностью, и лишь он один сохраняет память о каждом продублированном дне и поэтому может с учетом событий…

В четверг, который был все еще понедельником, Алексеев решился на крохотное изменение. Цвигун шел мрачный, как туча, сзади семенил Маркин, и по всему было видно, как раздражен и взвинчен Цвигун.

Когда они приблизились к Лявонищуку, Цвигун уже раскрыл было рот, но Алексеев протянул на ладони коробочку.

— Что это? — рявкнул Цвигун.

Чувствуя, как начало колотиться сердце, Алексеев заговорил торопливо:

— У вас адски болит голова, прямо раскалывается. Анальгин не помогает, от тройчатки болит еще сильнее, а вот аспирин в самый раз…

Цвигун смотрел ошалело. Потом осторожно, как гремучую змею, взял коробочку и, все еще не отводя взгляда от Алексеева, сыпнул в ладонь белые плоские диски, два отправил в рот, остальные запихнул обратно.

— Вы меня удивили, — сказал он, возвращая таблетки.

— Дай бог, не последний раз, — ответил Алексеев лихо.

Он вернулся к столу. Цвигун двинулся дальше. Уже на выходе они с Маркиным обернулись, посмотрели на Алексеева.

С этого времени он зажил странно счастливой жизнью. Выходил из дома и уже до мельчайших подробностей знал: кто встретится, как встретится, в троллейбусе заранее знал, кто войдет, где и кто сойдет. Храня верность Злате, тем не менее не удержался от соблазна сесть рядом с удивительно хорошенькой девушкой, на третий день осмелился заговорить с ней, она ответил холодновато, но это не страшно, завтра подойдет с другого бока, так или иначе, а ключи подберет, если возжелает…

Заморыша вовсе затиснул в угол, на реплики оттренировался отвечать так, что сраженные наповал сгорали от стыда и явно клялись втихомолку больше не раскрывать рта в общественном транспорте.

Однажды утром решил поджарить картошки, и на обычный свой троллейбус не успел. Правда, тут же подошел еще один, но Алексеев ощутил почти физический шок: люди другие, поступки их непредсказуемы, ситуации новые, никого раньше не видел, неуютно и даже жутковато… Конечно, если захотеть, то завтра станет знакомо, стоит только снова сесть именно в этот троллейбус, но сейчас еще как неуютно!

На работе все шло по счастливому трафарету. Иногда он решался на иной поворот разговора, на другие поступки, но как-то отдалил на будущее мысль о других маршрутах, о кино, прогулках… Там же другие люди, другие поступки. Как хорошо в стабильном надежном мире, где ничего не меняется, где все расписано наперед!