разные - Журнал ''ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ''. Сборник фантастики 2006

Флейта сразу вызвала насмешки у детей. Изо всех музыкальных инструментов здесь признавалась лишь раздолбанная гитара, на которой под дешевый «контрабандный» портвейн вечерами бренчали старшие ребята, жалобно воя примитивный «блатняк».

А Димка играл сонаты Валентино, Гортона и Перселла, очень любил «Одинокого пастуха» Джеймса Ласта, а больше всего на свете — мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров» Луиса Оливейры. Он никогда не играл при ребятах, всегда старался найти укромный уголок, и стоило появиться рядом хоть одному человеку — сразу прятал флейту. Но разве можно надолго остаться одному в таком людном месте, как детский дом? И все же Димке хватало даже трех-четырех минут, чтобы словно глотнуть свежего воздуха свободы, вспомнить тепло родного дома, нежность маминых рук… Все это, и даже больше, дарила ему флейта. В ее музыке жил целый мир — прекрасный, желанный, но такой недоступный!

И однажды этот мир был разрушен. В самом буквальном безжалостном смысле. Утром, как обычно, Димка сунул руку в прикроватную тумбочку, чтобы коснуться друга, поздороваться с ним. А пальцы нащупали лишь острые щепки. Димка не сразу и понял, что это такое, он не мог осознать, что такое возможно… Лишь когда он вынул самый крупный обломок и увидел на нем игровое отверстие, то наконец осознал, что произошло. Но все еще не мог понять, как могло случиться такое, что стало причиной гибели флейты? Пока не грохнул сзади мальчишеский многоголосый хохот. Димка быстро обернулся. На щеках его блестели слезы, что придало издевательскому смеху пущей громкости и разнузданности. Смеялись все, даже те, с кем он хотел подружиться. И тогда Димка встал, сжимая в руке острый деревянный обломок и шагнул к злобно гогочущей толпе. Взмах руки снизу вверх — и хохот заглушился истошным визгом. Остальные разом смолкли, отпрянули от вопящего. А бритый под «ноль», в подражание «настоящим браткам», старшеклассник продолжал верещать, глядя на торчащий из бедра осколок флейты, вокруг которого по вытертой до белизны ткани джинсов расплывалось темно-бордовое пятно.

Димку на трое суток посадили в карцер — бывший туалет, где раньше хранила ведра и швабры уборщица. Эту каморку сметливый директор догадался приспособить для «воспитательных» нужд. Два раза в день — утром и вечером — Димке приносили кружку воды и кусок черствого хлеба. Но самым страшным испытанием оказались не голод и жажда. Стоял конец ноября, и из-под двери тянуло мокрым холодом, отчего лежать и сидеть на ледяном бетонном полу становилось невыносимо. Димка старался подольше стоять, но подгибающиеся от голода ноги быстро уставали, и он опять садился на бетон. В результате он заработал воспаление легких, проболел почти всю зиму и, затаив в сердце еще большую злобу, решил при первой же возможности отсюда бежать.

А в конце февраля произошло одно неприметное событие, которое брызнуло в заледеневшую Димкину душу лучиком света…

Как бы ни были жестоки условия детского дома, как ни презирали детей учителя и воспитатели, но определенные «культурно-массовые мероприятия» им все же приходилось проводить — ведь приезжали к ним и проверки, велась какая-то отчетность, которую не всегда удавалось «срисовать с потолка». В театры, конечно, никто детей водить не собирался, а вот к ним в детский дом как-то приехал студенческий ансамбль исполнителей латиноамериканского фольклора. Почему именно такой, непонятно. Наверное, студенты запросили небольшую плату, а что именно они будут играть, воспитателей волновало меньше всего

Димка шел в актовый зал с неохотой. А когда началось выступление — забыл обо всем: где он, что с ним… Не существовало больше ненавистного детского дома, злобных учителей, жестоких детей. Вокруг него распахнула свои объятия Вселенная, вытеснив все наносное и мелкое, поглотив его, растворив в себе, подарив ощущение счастья в чистом виде.

Особенно покорила его многоствольная флейта, которая у латиноамериканских индейцев носит название сампоньо, о чем рассказали после концерта артисты. Димка попросил показать ему флейту поближе. Очкастая Дорофеиха, классная воспитательница, сразу зашипела на него, но веселая худенькая студентка-флейтистка в цветастом балахоне и блестящих монисто на шее засмеялась и спрыгнула со сцены в зал.

— Да почему нет? Пусть мальчик посмотрит!

Она протянула Димке неровный снизу «заборчик» из трубок разной толщины, скрепленных между собой деревянными, обвязанными тесьмой с «индейским» орнаментом пластинами, и пояснила: