Алла Марковская - Волны. Сэнп

Гэл сел на теплый камень, взял Айрэ на руки, малыш вырывался и корчил рожицу черноволосым детям, те столпились вокруг чужака, изучали его.

Мужчины племени носили полотняные рубахи и меховые безрукавки. Гэл и его сын были одеты почти также. Но волосы, глаза и лица у обоих были иными. У горцев тяжелые, волевые подбородки, прямые, узкие носы и выразительные черные глаза под густыми темными бровями. Мужчины носили бороды, у женщин длинные волосы, замужние заплетали волосы в одну косу, девушки заплетали столько косичек, сколько им было лет.

Девушки прятались за деревьями и показывали маленькими пальцами на чужака, громко смеялись, привлекая внимание. Гэл старался сохранять спокойствие хотя бы внешне, но сложно быть спокойным при таком внимании.

Вождь исчез, его затянули домой упрашивать о милосердии для сына. Нарко — сын вождя сидел у стены, склонив голову, безучастный к происходящему. Старухи проходили мимо и плевали на его ноги, ругали и обзывали шноглсом.

Гэл пустил сына с рук и с опаской следил за тем, как его дитя знакомится с детьми горцев. Айрэ говорил на межгалактическом языке, горные дети на своем родном, как они друг друга понимали, непонятно.

Нарко наблюдал за Гэлом, потом горько усмехнулся, проговорил сквозь зубы:

— Недооценил я тебя, щенок. А если расскажу отцу, что видел тебя вечером у костра зверем, как ты думаешь, долго он будет таким гостеприимным?

— А я, дурак, решил, что то был зверь? Кто учил тебя не думать?.. — Гэл встал, подошел к Нарко, присел рядом с ним, — а зачем тогда сунулся на ту поляну? Знал же, что оборотень рядом?

— Да я и подумать не мог, что оборотень-чужак полезет защищать моего отца, не понимаю, зачем ты вмешался…

— И ты никому ничего еще не сказал?..

— Убей меня, и никто не узнает… — ухмыльнулся безумный парень, — лучше оборотень, чем родной отец. Он меня в живых не оставит, он хочет, чтобы младший вождем стал, скажет, чтобы изгнали, а следом своего авгора — Кгрона пошлет, а тот меня и зарежет, я против рыжего не боец — мышь скальная.

— Кто учил тебя не думать? — еще раз спросил Гэл.

— А ты что, тоже колдун? Так и тут есть дядька… время от времени в лесу появляется, людям помогает, болезни лечит, избавляет от врагов, он меня научил делать так, чтобы никто не чувствовал, что я рядом. Он тоже по ночам в звериной шкуре бегает, девок да деток малых по окрестным деревням ворует. Таких вот деток, как твой сынишка. Наших не трогает, опасается. Смотри парень, как бы его грехи на тебя не взвалили, убей меня, и никто даже не подумает, что ты зверь. Ведь если меня прогонят, тебе мало места в горах будет, и дитятку твоему.

— Сволочь, — прошипел Гэл.

Айрэ уже дрался с четырехлетним мальчуганом, они копошились в пыли как воробьи.

Гэл вскочил, подбежал, схватил детей за шивороты, оттянул друг от друга. Айрэ сердито сморкался разбитым носом и размазывал кровь и грязь по щекам. Его противник рычал, как звереныш, размахивал кулаками, под глазом у чумазого малыша расплывался синяк. Мать ребенка выбежала на улицу, вырвала своего сына из рук чужака и сердито понесла свое орущее чадо в дом. На улицу вышел угрюмый вождь. Он хромал, был бледен, сказывалась раненная нога, бессонная ночь, усталость и потеря крови. Нарко засмеялся и крикнул Гэлу:

— Подумай, чужак, — и зарычал, обнажая зубы, как зверь обнажает клыки.

Вождь подошел к Гэлу:

— Извини, друг, жена просила за сына, и мать тоже, пойдем, я поселю тебя у вдовы Пакни, она и за дитем присмотрит, и за тобой, — вождь грустно улыбнулся, — вечером в большом доме пир, ты мой гость.

Он хорошо держался, даже смог не смотреть на своего сына, хотя лицо его казалось прилипшей маской. И Гэл молчал — теперь знал, как может чувствовать себя отец, когда его ребенок в опасности.

А ребенок вождя Тарлака был в большой опасности, и не потому, что отец мог изгнать его, а потому, что сам был твердым залогом своей ранней гибели.

Тарлак вошел в дом, поклонился очагу и только тогда обратился к хозяйке:

— Вот, сестра, привел тебе гостя, прими как брата, а сына его — как родного ребенка.

Гэл вошел следом за огромным вождем, держал Айрэ за руку.

Дом внутри оказался уютным, света, конечно, мало, но достаточно, чтобы увидеть большой очаг посреди дома, печь у входа, черный закопченный потолок и замазанные белой глиной стены, разрисованные растительным узором. Вдоль стен деревянный настил метра три шириной, крытый мягкими овчинами. В углу возле настила стол, на низких ножках приставленный как доска. Этот стол во время еды ставили прямо на настил. Пол вне настила глинобитный, посыпан чистым песком.