Евгений Квардаков - Тиадар

— Понимаю. И что думаешь делать? Неужто сдать звонкую монету полиции? Тогда придется сдавать и собственное прошлое. А оно у тебя, между нами, впечатляющее.

— В том-то и дело. — вздохнула Тая. — Если я сознаюсь в том, что оговаривала с «Луной» сделку по доставке фазовых бомб, меня обложат по всем направлениям. Но с другой стороны, ты только представь, что они могут сделать с этими бомбами…

— Ну, взорвать пару жилых районов одним махом… Не так много, кстати.

— Как бы цинично мои слова ни звучали, но для Марса, скажем, это пустяки. А для этой планеты — катастрофа. Если в том же Либертауне с населением в три миллиона человек вдруг разрушить генератор воздухоудерживающего купола…

— Да нет, брось, чушь это все. Если они борются за умы людей, то не будут взрывать жилые кварталы. — отмахнулся Рэнд. — Тебя что-то еще сдерживает от сделки?

— Предчувствие у меня Рэнд. Нехорошее. Зря я в это дело ввязалась, следом за Барлоу.

— Ладно, брось думать об этом. Мы же улетим сразу после сделки. Ну… я то уж точно… Однако, — Рэнд принял свой обычный ухмыляющийся вид, — если дама сердца согласится пожертвовать ее рыцарю некую сумму наличности…

— Ну ты сволочь… — рассмеялась Тая. — Ладно, это я так, хандрю со скуки. Раз уж взялась за дело, надо доводить до конца. А что касается наличности, то если рыцарь соизволит сводить даму своего сердца в обещанную кафешку…

На Тиадаре начинался новый рабочий цикл… Для каждого свой…

Красноватые лучи солнца пробились сквозь трещины в проржавевших железных листах, сваленных в кучу возле высокого титанового забора таким образом, что чуть наклоненные, они образовывали небольшой шалаш. Черно-серебристый биодрон приоткрыл глаза, закрываясь четырехпалой ладонью от неяркого, но надоедливого света. Когда он ложился спать, солнце едва поднялось над горизонтом, а сейчас уже было достаточно высоко, чтобы залить тусклым, перемешанным с кружащейся в воздухе пылью свечением узкие улочки закрытого от всех жителей Аббервила квартала. Прямо по забору, над собранным из выброшенных на помойку железных пластин шалашом, в котором Най ночевал в том случае, если ему удавалось добраться до гетто, проходила электрическая линия, постоянно державшаяся под высоким напряжением. Най никак не мог понять, кого же на самом деле от кого охраняют, жителей города от возможной угрозы со стороны таких, как он, или же биодронов от жителей города. Скорее всего, верным было именно последнее. За семнадцать лет Най натерпелся от людей столько, что всего и не упомнишь. Жилой сектор это ведь не только полупустынные улочки, по которым прогуливаются редкие прохожие, это еще и космопорт, и торгово-культурный центр, где полным-полно баров. Там биодрона и подстерегают основные опасности в виде всяческих пьяных компаний и им подобных. На улицах Наю несколько раз удавалось убежать от подобных неприятностей, ведь бегал он лучше людей, мог дышать разреженной атмосферой, а люди, даже подвыпившие, все равно зависели от кислородных масок, а вот внутри баров издевательств он пережил предостаточно.

Сначала, когда память о школе Грейт Мериен была еще сильна, он пробовал сопротивляться. Если бы не полиция, то в тот, самый первый вечер его бы разорвали на куски прямо на улице. Но приехали сотрудники Службы Безопасности, забрали Ная и нескольких парней в участок, а там, все-таки разобравшись в чем дело, так избили его, что предыдущая экзекуция показалась ласковым поглаживанием. Возможно, не выкинь они его на улицу со второго этажа участка, то он погиб бы прямо в камере, но оказавшись на свободе, дополз на сломанных лапах до гетто и провалялся в подзаборной грязи почти месяц. После этого случая Най уяснил точно, что проще перетерпеть оплеуху или пинок под зад, чем медленное поджаривание на генераторе сверхвысоких частот или удар ногой от одетого в экзоскелет человека, который ломает даже естественно укрепленные ребра биодрона так же легко, как пальцы ломают спичку.

Через три года Най сдался. Он перестал пытаться что-то изменить, перестал сопротивляться и перестал искать выход из того тупика, в который его загнали. Он просто плыл по течению, доверившись своей удаче, лишь надеясь на то, что следующий двенадцатичасовой цикл функционирования не окажется для него последним. Как бы ты не был силен и как бы ты не верил в свои силы, вера кончается на словах: «Код H, Замри!» и на том, когда непроизвольно замирает все твое тело. А потом боль, боль и еще раз боль… До кого-то все доходит сразу, до кого-то нет. Кто-то погибает в первый же день. Най продержался семнадцать лет и наверное, это был своеобразный рекорд среди тех биодронов, что были отправлены в коммунальный сектор. Но как и любое живое существо, а Най считал себя живым, несмотря ни на какие басни про искусственное рождение, он устал. Сейчас, просыпаясь в установленный не им срок, биодрон чувствовал, что скоро не выдержит. И тогда, никто не будет оплакивать его, никто не вспомнит о нем, просто на Тиадаре станет еще одним кибернетическим организмом меньше.