Андрей Кокоулин - Прынцик

Самомнение у него все же.

— Алло, живые есть? — деловито поинтересовалась трубка.

— Ой, извини, Гриш, — спохватилась Галка. — Есть живые, есть.

— Ну так как?

— А тебе зачем, Гриш?

— Ну-у…

В трубке, не найдясь, замолчали.

Несколько секунд Галкино ухо ловило непонятные звуки. Казалось, будто с той стороны причмокивает, посасывая бутылочку с молоком, младенец. Младенчик. Воображение тут же живописало Шарыгина, склоненного над свертком. Сверток перевязан голубой ленточкой и вяло шевелится. Гриша еще в гриме. Сеанс дневной детский, стало быть, Гриша — волк. Недобитый охотниками и оттого подобревший волк. С пастью из папье-маше и густыми художественными разводами над и под глазами. С хвостом, само собой. Поскольку детей Шарыгин при себе ни в каком виде терпеть не может (это всеобщий театральный секрет), то и бутылочка с молоком находит адресат скорее всего по случаю. По наитию она повернута нужным концом и на вытянутой руке приопущена внутрь свертка.

Нет, дурацкая какая-то картина. Неправдоподобная. Будет Гриша возиться, как же. Подбросит в соседнюю гримерку и думать забудет.

— Гриш, — озадаченно произнесла Галка, — а кто у тебя там чмокает?

— Шмокает? — удивился Гриша. — Никто не шмокает. Это я еденеш шошу. От горла.

— А-а…

— Не отключайся.

— Хорошо.

Ожидая, Галка прошла чуть вперед.

В трубке что-то шуршало, падало, слышались приглушенные шаги, затем прорезался мягкий скрип двери. "Казимирчик", — кажется, произнес Гриша. Галку передернуло. Казимирчик. Совершенно противный тип. Вроде бы и вид у Алексея Яновича был совсем не злодейский, и к Галке он относился с участием и без всяких амурных намеков, а вот что-то шептало внутри: "Будь начеку, Галка". Подмечалось: по коридору по стеночке ходит, жмется. Улыбка — жалкая какая-то, словно бы виноватая. Зато начнет говорить и все у него "прелестно", "восхитительно" и "ошеломительно". В том числе и Галкина игра в две ноги. Там главное-то было не шевелиться. Тяжело, конечно, но уж никак не "Фантастика!" вам и не "Фурор!".

А вообще Галке казалось, это у нее — генетическая непереносимость. Может быть, прапрадедушка Казимирчика поцапался когда-то с ее прапрабабушкой. И вот — отозвалось.

Голоса отдалились. Ничего разобрать было невозможно. Как лягушки на болоте поквакивали. Ква-ква, ква-ква. Один раз, правда, Гриша взорвался: "Тьфу на вас, Алексей Янович!". Видимо, Казимирчик и тут переборщил с эпитетами. "Превосходный вы волк, Григорий Валентинович! Мощнейший! Настоящему фору дадите, натурально!"

А я все жду, жду, подумала Галка.

Глаза как-то сами уцепились за висящую на углу крайнего дома табличку. Мелким шрифтом белыми буквами на синем фоне там было написано: "Ул. Ломаная". Вот, подумалось, хоть здесь ясность наконец какая-то. "Ул. Ломаная", а не пойми вам что. Теперь определиться бы с местонахождением этой Ломаной… Интересно, а в Пицунде есть Ломаная?

Впрочем, это я разбежалась, оборвала себя Галка. Если из метро да сразу в Пицунду, это же просто прорыв в физике пространства. Галина Ивановна — нобелевский лауреат. Звучит? Нобелевский лауреат Галина Ивановна, собравшись на вручение премии, пропала в пути…

Что-то смутно знакомое в перпендикуляре к Ломаной все же было. Вроде бы и проспект Победителей, а вроде бы и нет. И шпилек у здания на противоположной стороне примечательный. И зеленую предохранительную сетку Галка уже видела. И рекламный щит, предлагающий купить квартиру у залива по бешеной цене, давно уже намозолил глаза.

Но нет, не складывалось. Помнилось как-то по другому.

— Але! И я у ваших ног!

В трубке стукнуло, словно Гриша и впрямь брякнулся там, у себя, на колени. С него, впрочем, станется.

— Ну что вы, сэр! — решила подыграть Галка. — Падение — напрасно.

Она, скажем, какая-нибудь Дульсинея… Нет, лучше Констанция. Или Марта. В общем, дама сердца. А перед ней — Шарыгин. В железе. С плюмажом. Только что из крестового похода.

— Вы бросили меня. Одну! Без утешенья!

— Класс! — восхитился Гриша. — Дальше. Я, значит… — он кашлянул и продолжил изменившимся голосом: — Не вымолив прощенья, я не сдвинусь…

— Приду через неделю — посмотрю.

— Коварная!

— Итак, я жду ответа. Вы просите приюта или нет?

— Просю.

— Сю-сю. Причина?

— Пала лошадь.

— Гриш, ну какая лошадь?

— Каурой масти жеребец-трехлетка.

— Что ржал еще над вами?

— Все, доржался. Издох негодный. Был ему конец.

— А если серьезно, Гриш?

— Серьезно?