Андрей Сердюк - Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

Напавал!

Пульман фыркнул, побледнел, пробурчал что-то типа "а ещё двести лет вместе" и тут же расстворился в толпе. Затесался в своей тусовке. Исчез. Как камбала на дне.

Путь был свободен. Но через отлить. Дрянное шапанское просилось на выход.

В клозете Виктора проняли две вещи.

Во-первых, то, что все писсуары были сработаны под дюшановский "Фонтан", который и сам был сработан, как известно, под писсуар, приобретённый автором в 1917 году в заурядном магазине сантехники. Хотя, чего тут... Всё верно, всё логично: отбор - вот критерий искусства. Творец не художник, а составитель католога. Короче, да здравствует круговорот писсуаров в природе!

А вторая заковыка, которая Виктора порадовала, заключалась в том, что при всей кудрявости местного интерьера в мыльнице лежал кусок 75%-го хозяйственного мыла.. Пойди разберись, что это послание означает, - концепт какой али просто экономия?

Но на этот вопрос Виктор себе ответить не успел: зеркало над рукомойником показало, что на входе в сотрир появилась фигура в кислотном фиолетовом комбезе.

Антидот!

Виктор мгновенно присел и, разворачиваясь, выхватил из-за пояса свой парабеллум. Антидот не успел отреагировать на его уход вниз и, продолжая идти, тупо расстрелял собственное отражение, - осколки зеркала пролились на кафель звонким и обильным дождём.

Выигранных мгновений Виктору вполне хватило на то, чтобы сделать длинный кувырок вперёд и оказаться у антидота за спиной. Тот хотя и развернулся волчком, но было уже поздно, - три пули отшвырнули его к батарее под окном.

Но тут в дверях, как в рульной компьютерной игре - без паузы, возникло ещё одно фиолетовое чудо. Виктор, уворачиваясь от его пуль, откатился за урну и - не отдадим не пяди родных Фолклендских островов! - завалил гада с шестого выстрела. Фиолетовое слилось вниз.

Надо было срочно уходить. Через лестницу невозможно, - наверняка уже всё перекрыто. Решил, не мудрствуя, в окно. Стал отступать к противоположной стене для разбега.

В этот момент проём - да сколько ж можно! - опять окрасился в фиолетовое. Виктор вскинул пистолет. Но в последнее мгновение сообразил, что это халат уборщицы, и - гражданских не трогаем - успел каким-то чудом отвернуть ствол на светильник.

Выстрел сотворил в клозете ночь.

И только из оконца просачивался свет с улицы.

Разбежавшись, Виктор отталкнулся от скрюченного антидота, как от подкидного мостика, выбросил руки вперёд, и, круша кулаками стекло (слава богу, не антивандальное), под душераздерающий крик технички "Что паразиты понатворили!" выбросил себя в квадрат неприкаянного света.

И полетел.

И пока продолжался этот его долгий полёт, в голове бегало по кругу назидательно: "Не к понтам, нет, не к понтам должны стремиться слово, кисть, резец и все искусства, но к духовному еденению, которое чудесной цепью свяжет всех людей; не к понтам, нет, не к понтам должны стремиться слово, кисть, резец и все искусства, но к духовному еденению, которое чудесной цепью свяжет всех людей; не к понтам, нет, не к понтам должны стремиться слово, кисть, резец и все искусства, но... "

... и рухнул с третьего этажа на покрытую рубероидом крышу какого-то сарая. Или, может быть, гаража. Не важно. Вот это вот как раз не важно.

Важно было отсюда ноги срочно делать. Потому что у парадного стоял фургон и суетился фиолетовый рой.

В уши микрофоны понатыкали фазаны долбанные и не услышали, что он уже здесь. Не знает это фазаньё, где в данный миг заныкался охотник. Потеряли его. Потому-то вторую группу наверх и заслали. Ждут результата. Ещё секунд пять-десять - и, пожалуй, вычислят.

Пока соображал, что дальше делать, и попутно перевязывал сопливчиком несмертельный порез на левой ладони, где-то сбоку вкрадчиво затарахтело.

Быстро разгребая всякий хлам - вонючий деревянный ящик с остатками проросшей картошки, поломанную клюшку "Мукачево", скукоженную подшивку благословенного "Октября", две сандалии на одну ногу, связанные в одну гроздь пластиковые бутылки, корпус телевизора без кинескопа и ещё что-то, уже настолько истлевшее, что даже и не понять, что именно, - дополз до края, осторожно свесился и увидел внизу мотоциклиста. Вернее мотоциклистку, - из под блестящего лазурного шлема выбивались непослушные колосья девичьих волос.

На чёрной байкерке девушки был нарисован белой круг, с впиcаной в него белой же буквицей N (хотя, это если вот так с боку смотреть, то с N, а в действительности со спасительной Z).