Иван Андрощук - Третий дождь

Выгорит третья часть посевов, и пересохнет пятая часть источников, и случатся многие пожары, и многие умрут от голода, жажды и огня.

По прошествии сего срока пошлю Я на землю дождь, и будет он лить три дня и три ночи. Однако горе тем, на кого упадёт капля от сего дождя: они заболеют и умрут в муках. И так Я погублю четвёртую часть людей.

Но не раскаются люди в прегрешениях своих, не отвратят от Дьявола помыслы свои, и не приидут ко Мне,

Но умножат капища Огненного Дьявола, и смрадное дыхание его окутает землю, и будет она как в дыму, и во многих местах будет трудно дышать.

Возрастёт несправедливость между людьми, умножатся притеснения слабых и гонения на праведников, и мало останется живущих на земле по правде.

Тогда пошлю Я на землю вторую сушь: и не будет дождя ни в одном месте земли три года.

Выгорит вторая часть посевов, иссякнет третья часть источников и колодцев, и сгорит пятая часть городов и селений.

Когда же выйдет срок, пошлю Я второй дождь, будет он лить шесть дней и шесть ночей.

Однако горе тому, на кого упадет капля от сего дождя: тело его покроется язвами, плоть распадётся и будет сползать клочьями, и он умрёт в страшных муках. И так Я погублю вторую часть из оставшихся после засухи.

Но несть предела безумию погрязших в грехе, и люди будут во всём винить друг друга, и восстанет брат на брата, и сын на отца, и будут они что волки, ослеплённые злобой.

И растерзают взывающих к благоразумию, и больных, и слабых.

И не останется на земле ни одного праведника.

Посему пошлю Я третью сушь, какой ещё не ведал мир.

Шесть лет не будет дождя, и пересохнет восемь из десяти источников и колодцев, а в оставшихся вода будет горькой, и будут от неё всякие болезни.

И на полях человека не взойдет ни один колос, и ни один плод не взрастёт в садах его.

Переживут эту сушь только двое из десяти, оставшихся после второго дождя.

И когда выйдет срок, пошлю Я на землю третий дождь.

И будет он лить девять дней и девять ночей, и не уйдет совсем, и будет бродить по земле, пока не погубит последнего из людей».

…Совсем рядом загремело, по шлему скафандра застучали первые капли – крупные, точно прозрачные вишни. Дождь, подумал Ермил Петров. Настоящий земной дождь. Ему вдруг пронзительно захотелось промокнуть под дождём, под настоящим земным дождём, которого они были лишены все эти долгие годы; он понял, что только дождь может воссоединить его с землей, что только ощутив своей кожей животворящую небесную влагу, он почувствует себя вернувшимся домой. Бросил быстрый взгляд на шкалу индикатора, вмонтированного в нарукавник. Никаких вредных примесей, дождь намного чище, чем те, которые шли на Земле во времена его детства и юности. Ещё бы – столько лет без гари, без заводских дымов, автомобильных выхлопов. Живи и дыши. Жаль только, что дышать некому. Он сомневался только минуту – затем снял шлем, задрал голову и подставил лицо под дождь.

– Ермил, не смей!!! – завопил координатор не своим голосом, но поздно: по телу пилота пробежала судорога, он рванулся – но уже не смог шагнуть: ноги его одеревенели, покрылись корой и пустили корни, корни пробили подошвы сапог, продавили асфальт и намертво вросли в землю. Одновременно поднятые вверх – то ли к дождю, то ли к Турчину, – руки натянули рукава и взорвали перчатки, и это тоже уже были не руки, это были коричневые ветви, из которых стремительно пошли в рост более тонкие побеги. Туловище разбухло, прорвало сверхпрочную ткань скафандра и, покрытое чешуйчатой корой эвелана, пошло вверх; только лицо Ермила ещё какой-то миг смотрело удивлённо, точно из дупла, но в следующее мгновение дупло затянулось, не оставив следа.

Чудовищное превращение длилось всего несколько секунд, и вот уже на месте, которое только что занимал пилот разведывательного корабля «Посланец» Ермил Петров, рос эвелан, отличавшийся от тысяч других разве что обмотанными вокруг ствола клочьями скафандра. Панас ошеломлённо посмотрел вокруг и как будто прозрел: только теперь он заметил, что и на других стволах сохранились остатки одежды, обуви, украшений… То тут, то там в древесину вросли истлевшие кусочки ткани, обрывки кожаных ремешков, цепочек, ожерелий: один эвелан зажал между стволом и ветвью вылинявшую пластмассовую куклу. Судорожно всхлипнув, Панас попятился в комнату, затем побежал вниз. Гроза уже прошла, небо над просекой было глубоко синим, и ветви эвеланов сверкали бриллиантами дождевых капель. Протянул руку и прикоснулся к дереву, которое только что было его другом – чешуйчатая кора ещё сохраняла тепло человеческого тела. На какой-то миг Панасу почудилось, что Ермил остался там, внутри, что он просто заточен в узкой тюрьме из живой древесины, Панас вскинул лучемёт, но тут же опустил его. Отломал крохотную веточку, воткнул её в нагрудный карман; минуту постоял, обняв ствол, затем направился к планетоходу. Развернулся – на месте, опасаясь задеть растущих из земли – и поехал, сначала медленно, потом всё быстрее.