Ираклий Вахтангишвили: Клуб любителей фантастики, 2009

Чёрт упал на колени.

— Чёрт, это Люцифер перед тобой?

— Нет.

— А кто?

— Табуретка.

— А до этого кем он был?

— Чёртом, который всех драл.

— Так почему, если он не Люцифер, а табуретка — ты ему поклоняешься?

— Эээ… — чёрт замолчал. Поднялся с колен. Почесал бороду. Плюнул близ табуретки и отвернулся от бывшего младшего.

— Младший, стань чёртом, — скомандовал я.

Ни-че-го. Снова проблема с формулировкой. А что если:

— Табуретка с бородой о трёх ногах. Стань чёртом, коим была ранее.

— Прибыл сюда, чтобы драть! — Младший снова стал самим собой. — Кто тут хочет по спине? — плётка, вспарывая воздух, зашипела раненой кошкой.

Я начинал понимать, что здесь происходит. Или мне только казалось. Так или иначе, но проверить это не мешало.

— Стол, появись! — как всегда с первого раза ничего не произошло.

— Деревянный стол, появись!

Он появился. Деревянный. Не знаю, кто это всё делает, но стол был с моей кухни.

— Чёрт, это мой стол?

— Да.

— С Земли?

— Нет.

— Откуда он?

— Отсюда.

Никогда не верь чёрту. Нужно было проверить. Я подошёл к столу. Перевернул его. Так и есть. Под крышкой неровными буквами, детской ручкой было накалякано «СЛАВА».

— Чёрт, этот стол с Земли?

— Нет.

— Но тут же сына надпись! Его рукой написано! Я сам видел, как он это писал! — Я посмотрел чёрту в глаза. Говорят, в глазах отражается душа. У чёрта там было пусто. Как у табуретки. Просто бусинки-глазки словно у мягкой игрушки. Ничего у него за душой не было. Да и применимо ли это слово к чёрту?

— Да. Но стол не с твоей планеты, человече.

— А откуда же, чёрт тебя… — я оборвал фразу на полуслове. Ну его, ведь снова старшему попадёт.

— Отсюда.

— Жена, появись!

— Привет, где это я? — Жена была в своём домашнем халате и тапочках. Голову венчало полотенце, наверняка, мыла голову.

— Ну что, чёрт, она тоже не с Земли?

— Нет.

— Но она же дома была, понимаешь, дома! Или она раньше меня сюда попала?

— Нет. Она отсюда.

— Докажи.

— Легко! — Чёрт подбежал к жене, схватил её за полотенце и сильно дёрнул. На её плечи упали ещё не высохшие волосы. — Смотри! — Чертяка что есть мочи дунул на неё огнём, который, как ни странно, боли ему не причинял.

— Стой, стой, чёрт! Ты что делаешь!

Чертёнок продолжал дышать огнём на жену.

— Чёрт тебя дери! — Выкрикнул я единственное известное мне заклинание против этого поганца.

— Готов драть! — Младший хлестнул плёткой. — Чёрт, живо на землю.

— Не надо, не надо-о-о ой! — первый удар пришёлся по шее.

— На землю, живо! Рога спилю!

— Не-е-ет, только не их! Всё, всё, уже лежу… Плохой ты, ой! Чело, ой, вече — не добрый, ой!

— Всё нормально, — я подошёл к жене. — Не больно?

— Всё нормально. Не бойся, — она начала меня утешать. Вот так всегда. Чуть что случится — утешает всех мама. Я прильнул к ней. Зарылся лицом в её мокрые волосы.

Всё как всегда. Минуточку. Волосы мокрые?

— Старший чёрт, иди сюда.

— Что надобно, человече.

— Какая температура твоего пламени? В градусах Цельсия, — поспешно уточнил я.

— Триста ровно.

— Можешь сделать тридцать?

— Могу.

— Давай, делай тридцать. И с этой же температурой мне в лицо дунь.

Чёрт начал дышать на меня огнём. Тепло чувствовалось достаточно хорошо.

— А теперь давай на «это» дунь, увеличивая постепенно температуру до сотни.

Чёрт дул. Лицо жены не изменилось ни при тридцати, ни при сотне градусов.

— Всё, хватит, — чёрт прекратил дуть.

Я потрогал волосы «жены». Они были влажными.

— Чёрт, она настоящая?

— Да.

— Она моя жена?

— Теперь — да.

— А потом?

— А потом, может, нет.

— Почему «это», — я указал на образ своего любимого человека, не горит?

— Ты этого никогда не видел. И не представлял, — ответ чёрта меня порадовал.

Он перестал отвечать односложно. Возможно, удастся выудить у него что-нибудь полезное.

— Невозможно то, что нельзя представить.

Кажется, я всё понял… и закрыл глаза.

В Минске снег кончился. По улицам машины носятся. Дети в школу идут, утро ещё, темно, Соседи собак выгуливают. Славка с Гротом по площадке носятся. Снегири на ветках сидят. С крыши соседнего подъезда сосулька свисает. Большая. По стадиону старики бегают — закаляются. А вдалеке блестит вышка космодрома. Ввысь поднимается очередная звезда — корабль стартовал.

Я открыл глаза. Планета не соврала ни разу. Всё было, как оно есть на Земле. Вот только люди не настоящие. Пусто у них в глазах. Всё это космическая пыль. Космические атомы, собранные воедино каким-то сверхразумом в порядке, продиктованном моим голосом и воображением. Ведь мы, люди, та же пыль, собранная кем-то воедино. Космическая пыль, как и всё вокруг. Пройдёт ещё несколько десятков или сот лет. И придумают!