На Земтере возрождение невозможно. Для них история уже кончилась. Случилось нечто страшное, непоправимое. Не война и не ядерная катастрофа погубили их, а то, что люди начали поклоняться благополучию. Комфорт и достаток стали единственно желанным, к чему они стремились. Похоже, что цели они достигли. Но какой ценой!
* * *
А между тем мое положение определилось. Меня пригласили в земтерскую канцелярию. Чиновник вручил мне жетон - удостоверение личности.
Поселиться я мог где угодно: незанятых помещений всюду хватало, но прежде чем выбрать, я решил осмотреться. Просторные пешеходные тоннели соединяли смежные этажи. Они были безлюдны, как вокзалы метро в ночные часы. Полотно движущейся дороги скользило безостановочно вдоль наклонных галерей. Оно было разделено на полосы, скорость возрастала к центру. Принципиально в этом способе сообщения не было ничего нового, если, правда, на учитывать масштабов - земтерский метрополитен обнимал целиком всю планету. Но грандиозность технических сооружений давно уже перестала кого-либо поражать. Вообще изумление, которое якобы испытывает человек перед величием техники, всегда преувеличивалось. На самом дел.э по-настоящему можно удивиться один-два раза, а после все остальное воспринимается уже как должное. Взять хотя бы поколение наших отцов и дедов: при их жизни совершился переход от лучины и керосиновой лампы к огням гидроэлектростанций и от конной упряжки к электровозу и воздушным лайнерам. И люди ко всему привыкли.
Если разобраться, я и сам принадлежал к поколению, на чьих глазах происходила техническая революция.
А что сильнее всего затронуло мое воображение? Тайна!
Мир, где я родился, был тихим и патриархальным.
Вернее, таким он предстал мне: я родился в захолустном городишке, который, сколько ни кичился своим местоположением, сколько ни наговаривал на себя лишнего, на самом Деле прозябал на задворках истории - главные события века развертывались вдалеке от нашего города. Улицы моего детства были покрыты травой, а не задавлены асфальтом, как стало позднее. Лошадиный навоз доставлял усладу воробьям, а зимой мерзлыми кругляшками можно было кидаться вместо камней. Первое мое знакомство с чудом произошло на ближнем углу нашей улицы. К тому времени я уже видел аэроплан и автомобиль, но не они поразили меня.
На углу улиц стояла водокачка - насыпная избушка на курьих ножках. В ней даже оконца были сказочно крохотными. Воду носили на коромысле. Старшая сестра частенько брала меня с собой. Очень хорошо помню деревянный пенальчик, одним краем выставленный наружу из окошка водокачки. Сестра опускала в него копейку, пенальчик уползал внутрь - копейка исчезала. Сестра подставляла ведро под кран, из него начинала хлестать вспененная от напора струя. Когда ведра наполнялись, вода переставала течь, последние капли шлепались в пробитую на земле водомоину.
Вот этот пенальчик, проглатывающий наши копейки, и был для меня чудом, которое затмило и самолет, и автомобиль. Позднее я узнал - в будке, за крохотным оконцем, сидел одноногий инвалид, он открывал и завертывал кран, пуская воду, и забирал из пенала копейки. На них он и жил. Из-за малого роста я не мог видеть, что происходит за окошком, и все казалось мне таинственным.
Потом хибарку снесли, на ее месте поставили чугунную колонку с тугим рычагом, и за воду не нужно стало платить.
За мою недолгую жизнь наш заштатный городишко преобразился. "Вода пришла в дома",-помнится, именно гак писали в местной газете. Правда, в деревянные развалюхи на нашей улочке она так и не пришла, ее по-прежнему носили в ведрах на коромысле. Это древнее приспособление для переноски тяжестей оказалось куда живучей, чем, например, паровые двигатели: на его веку рождались и гибли империи, пески погребали пирамиды и города, появлялась и отживала техника - а коромысло оставалось. Но это мелкие частности, а вообще технический прогресс наступал на нашу улочку широким фронтом. Кино из немого стало звуковым, цветным, объемным, широкоэкранным и наконец-тоже "пришло в дома". Никак не обойтись без этой трафаретной фразы. За мои годы в наш дом чего только не приходило, и еще бы продолжало приходить, если бы он не сгнил и нам не дали квартиру в новом районе.
Планировка на всех этажах Земтера одинаковая, выбирать не из чего. Я остановился там, где меня застигла ночь: тридцать второй этаж, сектор БЦ. Чтобы прописаться и встать на учет, потребовалось совсем немногое: достаточно было опустить свой личный жетон в отверстие хлоп-регистратора и все данные обо мне сразу же поступили в вычислительный отдел адресного блока. Взамен жетона хлоп-регистратор выплюнул мне небольшую карточку. На форменном свитере, выданном мне в больнице, имелся специальный кармашек для нее.
Читать дальше