Эллен Датлоу - Секс с чужаками

Он глотнул снова, уже быстрее, и красный жар хлынул внутрь него.

Оно лежало на кровати и не шевелилось. Он стоял рядом и смотрел на это. Он даже не слышал, дышит ли оно еще. Единственным звуком в маленькой комнатке был звук капель, падающих на пол с края матраса.

Он потянулся вниз дрожащими пальцами и коснулся руки того, что лежало на кровати. Рука лежала на подушке открытой ладонью вверх. Залитая сверху красным, сама плоть была белой и холодной. Он коснулся краев разреза в предплечье. Синяя вена и сухожилие уже ушли внутрь и почти скрылись из виду. Кожа начинала срастаться, концы разреза превратились в тонкую белую линию, которую он даже не смог нащупать, хотя и оставил на ней красные отпечатки. Он отнял руку, затем отвернулся от кровати и, пошатываясь, вышел в коридор, где свисала с потолка единственная лампочка.

Когда он пересекал бар, все подняли взгляды и увидели его. Проходя мимо пустых сульев, он не отставлял их в сторону, а расталкивал ногами. Дядя Томми подвинулся, освобождая для него место в кабинке. Он тяжело уселся, стукнувшись затылком о гладкую обивку у себя за спиной.

Только что все смеялись и говорили, но сейчас они замолчали. Приятели отца возились среди стоявших перед ними бутылок, не желая поднимать на него взгляды.

Отец выудил из кармана носовой платок, синий в клеточку.

— Держи… — голос был негромкий, самый мягкий голос, какой он вообще слышал у своего отца. Отец протягивал ему платок через стол. — Вытри себя малость.

Он взял платок. Долгое время он сидел и смотрел вниз, на свои руки и на то, в чем они были измазаны.

Все снова смеялись и шумели, удерживая темноту шумом на расстоянии. Отец, дядя и их приятели надрывались и вопили, и швыряли из окон пустые банки. Машина мчалась прямо вперед, рассекая пустую ночь.

Он подставлял лицо ветру. Там, в темноте, бежала собака с оскаленными зубами и с глазами, точно светящиеся раскаленные монеты. Она перепрыгивала через камни и высохшие кусты, держась вровень с автомобилем, никогда не отставая и держа путь к той же самой цели.

Глаза у него слезились от ветра. Фары освещали дорогу впереди и он думал о сложенной в несколько раз бумажке, хранящейся в книге у него в комнате. Теперь эта бумажка ничего не значила, можно было разорвать ее на миллион клочков. Она тоже поймет это, девочка-флейтистка, которая дала ему эту бумажку. Она поймет, как только увидит его снова, она будет знать, что теперь все по-другому и никогда уже не станет, как было. Для нее тоже все будет по-другому.

Она поймет.

Слезы текли по его лицу, гонимые ветром. Он плакал от гнева и стыда из-за того, что его обокрали. Гнева и стыда из-за того, что женщина там, в маленькой комнатушке, в доме у конца залитой огнями улицы, эта женщина будет мертва, снова и снова познает, что такое смерть. Вот что она украла у него, у них всех. Он плакал от гнева и стыда, что теперь он такой же, как они, теперь он один из них. Он раскрывал рот, давая ветру врываться в горло, унося вонь и привкус собственного пота, который был теперь таким же, как и у них.

Собака мчалась рядом с автомобилем и смеялась над ним, плачущим от гнева и стыда. Гнева и стыда из-за того, что он теперь знал, гнева и стыда, потому что теперь он знал, что никогда не умрет.

Я романист; я не пишу рассказов. Этот рассказ фактически единственный на сегодняшний день, если не считать совсем уж короткого, который Эллен Датлоу заказывала для журнала «ОМНИ». Организаторы «Армадиллокона» в Остине в 1988 году хотели, чтобы я там что-нибудь зачитал на своем выступлении в качестве почетного гостя, а я терпеть не могу читать отрывки из романов, так что надо было что-то придумать. Я тогда только что прочитал в «Уэлл-Стрит Джорнэл» статью об американских ребятишках, попадающих в неприятности в мексиканских пограничных городках и она слилась у меня с кое-какими воспоминаниями о том, как я подростком наведывался в Тихуану, со всякими туманными намеками парней постарше на вещи, которые намного хуже «ослиных шоу». Эллен тоже была на «Армадиллоконе» и после того, как зачитал рассказ, я отдал его ей. Секс с чужаками? — что ж, наверное, в этом вся суть.

А разве бывает какой-то другой секс?

Пэт Мерфи в 1987 году дважды получила премию «Небьюла» — за свой второй роман «Падающая женщина» и за небольшую повесть «Влюбленная Рашель». Ее последний роман «Город, немного спустя» вышел в издательстве «Даблдэй», а «Бэнтам» публикует сборник ее рассказов «Пункты отправления».