Эллен Датлоу - Секс с чужаками

На сей раз его отец и дядя решили, что, пожалуй, пора.

Пора взять его с собой. Сами они ездили туда регулярно, вместе с дружками, хохоча и распивая пиво прямо в автомобиле и неплохо развлекаясь даже еще по дороге. Когда они выходили из дому, постелив у обочины резиновый коврик, он лежал в кровати у себя наверху и думал о них — по краней мере, некоторое время, пока не засыпал — представляя себе машину, мчащуюся по длинной, прямой дороге, где по обе стороны ничего, кроме голой земли и скал, да приземистых кустов, сухих и коричневых. За машиной тянется облако пыли и дядя Томми может просто жать и жать на педаль, положив одну руку на рулевое колесо, делать ему ничего не надо, знай держи прямо вперед по уходящей вдаль полосе пунктира. Он лежит, прижавшись щекой к подушке, и думает о том, как они едут, веселясь, час за часом, выбрасывают из окна пустые банки, смеясь и переговариваясь о загадочных вещах, таких, которые довольно упомянуть и все уже знают, о чем ты говоришь, других слов не нужно. Хотя стекла во всех окнах опущены, машина пропахла пивом и потом, целых шестеро как-никак, один прямо со смены, а он работает там, где делают шлакоблоки и руки его еще покрыты тонкой серой пылью, цепляющейся за темные черные волоски, растущие на предплечьях. Едут так и смеются всю дорогу, пока впереди не появятся сркие огни — что происходит после этого, он не знал. Он закрывал глаза и переставал что-либо видеть.

А когда они возвращались — они всегда возвращались поздно ночью, хотя и проводили там почти целые выходные, а он вставал посмотреть телевизор и послушать, как мама беседует с подругами по телефону или чего-нибудь съесть, и тому подобного, когда его отец с дядей и приятелями возвращались, шум их автомобиля медленно приближался, а потом они снова переговаривались и смеялись, но уже по-другому, неторопливее, негромче и удовлетворенней — тогда он как будто просыпался от того же самого сна, которым заснул после их отъезда. А все остальное будто бы он как раз и видел во сне.

— Хочешь поехать с нами? — это спросил его отец, оторвавшись от телевизора. Так вот и спросил, как о мелочи, будто попросил достать еще пива из холодильника. — Мы с Томми и с ребятами как раз собираемся съездить посмотреть, как там делишки. Поразвлечься малость.

Некоторое время он ничего не отвечал, просто продолжал смотреть в телевизор, цветные отсветы от которого порхали по стенам затемненной комнаты. Отец мог не пояснять, что значит «туда» — он и так понимал, что за этим кроется. Маленький узелок, который он всегда чувствовал в животе, затянулся потуже и потянул вниз что-то у него в горле.

— Конечно, — наконец пробормотал он. Узелок вместе со струной, на которой он был завязан, опустился внутри него чуть ниже. Отец только хрюкнул в ответ и дальше стал смотреть телевизор.

Как он понял, они решили, что уже пора, потому что он наконец перешел из начальной в среднюю школу. Больше того, он уже почти закончил первый учебный год и сумел при этом не вляпаться ни в какие неприятности, как вляпался его старший брат, так что его выгнали в конце концов и забрали в армию, а потом бог знает, куда — никто уже давно не имел от его старшего брата никаких известий. Так что может быть, то, что они решили его с собой взять — это было ему вроде какой-то награды за хорошее поведение.

Он не видел, что в этом уж такого трудного, учиться в школе. Такого, чтобы заслуживало награды. Все, что ты должен делать, это не высовываться и не привлекать к себе внимания. И там были всякие вещи, занимаясь которыми, ты проводил день: он участвовал в оркестре, это было нормально. Он играл на баритональном саксофоне — это было довольно легко, потому что не нужно играть никаких мелодий, знай себе похрюкивай, создавая фон всему остальному. Он сидел прямо перед секцией тромбонов, которая состояла из парней постарше, и мог слушать, что они говорят, как заключают пари, которая из девчонок — первогодков следующей начнет брить ноги. Еще они много шутили о том, как забавно флейтистки складывают губы, когда играют. Интересно, выглядят ли они так же забавно, когда держат во рту что-нибудь другое? Его эти речи смущали, потому что флейтистки сидели прямо напротив секции саксофонов и одной из них он уже пару раз назначал свидания.

Один раз, когда они были вдвоем, она дала ему листок бумаги, который держала сложенным в заднем кармане джинсов. Бумажка сделалась выпуклой, в точности той же формы, что ее зад, и он чувствовал себя странно, когда брал бумажку и разворачивал. Бумажка оказалась скопированной на мимеографе диаграммой, которую дал ей священник ее епископальной молодежной группы, точно так же, как и остальным девочкам в группе. Диаграмма показывала, какие части своего тела они могут позволять трогать мальчикам на какой стадии. Нужно быть с ней обрученным, с кольцом и со всем прочим, прежде чем можно будет расстегнуть ее лифчик. Он сохранил эту бумажку, положив ее в одну из своих домашних книжек. В некотором роде это было облегчение — знать, что именно от тебя ожидается.