Иннокентий Сергеев - Река Стикс

Ауфвидерзеен!" Сказав так, они удалились. Я продолжал молчать. К концу ночи я потерял сознание. Утром меня освободили. Меня откопали, отвязали от столба и привели в чувство. Я принялся горячо благодарить своих спасителей, а в душе моей всё ещё было опасение, не для того ли они спасли меня от одной казни, чтобы предать другой, ещё более страшной. Но оказалось, что опасения мои были напрасны. Эти люди были мирные рыбаки. Они услышали мои стенания, раздававшиеся, по их словам, так жалобно и пронзительно, что, намучившись в тщетных попытках уснуть, они пришли к заключению, что ничего не остаётся другого, как пойти и вызволить меня, что они и сделали. Однако искать меня им пришлось довольно долго, отчасти потому, что стоны мои внезапно смолкли,- они же уже не решились вернуться с полдороги, опасаясь, что я вновь начну кричать, и их будут мучить угрызения совести, усугублённые невозможностью уснуть,- отчасти же потому, что путь им пришлось проделать весьма неблизкий. Так я узнал, что провёл без сознания целый день и одну ночь. Мне показалось странным, что стенания мои доносились так далеко, и я поделился с этими людьми своим недоумением. Они были удивлены не меньше моего, но так и не смогли придумать никакого объяснения этому в высшей степени поразительному феномену. Однако же, право, нет ничего удивительного в том, что жалобы мои достигли столь отдалённых мест, когда они летели Дорогой Слёз или даже Дорогой Тоски, ведь расстояние различается, в зависимости от того, по какой дороге его отмерять. Я рассказал этим добрым людям о том, что со мной случилось, и как я попал в плен. "Они называют это "казнью у позорного столба"",- пожаловался я. "И многих они казнили подобным образом?"- спросили эти люди. Я сказал, что многих. Они стали возмущаться, и одни из них негодовали по поводу бесчеловечности такой казни и называли её изуверством, другие же делали акцент на том факте, что подобная казнь есть, в сущности, дело противозаконное, а потому есть ничто иное как варварство. "Суд, который правят эти подонки",- говорили они,- "юридически неправомочен, и то, что они творят - это преступление в глазах правосудия". И они стали обсуждать это дело, разбирая его с юридической точки зрения и с позиции абстрактного гуманизма, и сперва соглашались друг с другом, но вскоре, разойдясь во мнении по какому-то вопросу, раскололись на две партии и затеяли ожесточённый спор, сопровождавшийся нешуточной словесной перепалкой, которая едва не привела к драке. Видя такое дело, я начал громко стенать, и тут они вспомнили, наконец, о моём существовании и вновь обратили своё внимание на меня, обсуждая между собой, как им со мной поступить. "Может быть, ты пойдёшь с нами?"- спросил один из них. Я с готовностью согласился. "Однако мы не сможем содержать вас за свой счёт",- предупредил другой. Я заверил их, что понимаю это. Они вздохнули с явным облегчением. Мне уже не терпелось поскорее покинуть это опасное место, меня беспокоила мысль о том, что мои палачи могут неожиданно нагрянуть с тем, чтобы проведать меня. Ещё я боялся, что они, быть может, простили меня и вот-вот придут сообщить мне об этом. Я стал открыто выказывать нетерпение, уговаривая своих новых друзей отправиться в путь немедленно,- они хотели поставить шатёр, чтобы отдохнуть и перекусить в тени,- от уговоров я перешёл к мольбам, и наконец, они вняли моим просьбам, хотя и с явным неудовольствием. Мы долго шли. Только к вечеру следующего дня мы достигли места, где жили эти люди, и где остались их семьи. Наше появление вызвало бурное ликование, доведшее меня до слёз умиления. И я стал жить с этими людьми и ловить с ними рыбу. Всякий раз, выбрав свою добычу из сети, мы относили её в деревню, где, поместив рыбу в специально приготовленные для этого бочки, заливали её рассолом, я же остерегался советовать им поступать иначе, помня о том, что со мной случилось. Раз в неделю в деревню приходил катер, и мы грузили на него бочки с солёной рыбой и получали за неё деньги. Так продолжалось довольно долгое время. И вот, однажды, я обратился к этим людям (а они собирались забрасывать сеть) и сказал: "Мне кажется удивительной ваша безмятежность. Как можете вы жить спокойно?" Слова мои, видимо, смутили их, и они стали говорить между собой: "О чём это он?" И кто-то из них сказал: "Что же ты находишь удивительного в этом? Разве тебе чего-нибудь не хватает?" И я сказал: "Вспомните о тех злых людях, от которых вы меня избавили. Разве вы не думаете о том, что они могут однажды придти сюда и разграбить наше имущество, а нас увести в рабство? Если они одержат над нами верх, они так и поступят, и многие из нас погибнут мучительной смертью. Вспомните, в каком виде вы нашли меня. Нужно уничтожить эту опасность". "Ты предлагаешь напасть на них первыми?"- спросил кто-то. И я сказал: "Да". "А что, если мы не сможем одолеть их?"- возразил чей-то голос.- "Тогда мы сами уготовим свою погибель". "Мы нападём внезапно",- сказал я.- "У каждого из нас будет под рукой корзина с камнями, они же будут вынуждены искать камни вокруг себя, и так мы одержим верх. Кроме того, с ними остались мои прежние товарищи, которые используются как рабы и терпят всяческую обиду и унижение. Они поддержат нас, ударив с тыла, и это облегчит нашу задачу. Мы же совершим благое дело, освободив этих людей, и сами избавимся от угрозы разделить их участь". Услышав мои слова, многие стали склонять на мою сторону, но оставались и такие, кто сомневался в победе и полагал предприятие подобного рода чересчур рискованным. "Как бы это не навлекло на нас беду",- говорили они. "В том месте почти нет камня",- убеждал я.- "Мы почти не рискуем, дело же, во всяком случае, стоит риска". Наконец, умолкли последние скептичные голоса; те немногие, кто остались при своём мнении, не убеждённые моими доводами, почли за благо не противиться общему решению и подчиниться воле большинства. Мы выступили в поход через два дня. Совершив переход, мы достигли места и подобно буре обрушились на наших врагов. Те опешили было от неожиданности, но вскоре опомнились и, ловко уворачиваясь от наших камней, стали в ответ швырять в нас камни, коих, против нашего ожидания, у них имелся значительный запас. Наконец, камни были израсходованы, и мы сошлись в драке. Всё это время я высматривал своих товарищей и, завидев некоторых из них, стал кричать им, чтобы они поддержали нас, и я увидел, что некоторые последовали моему призыву, а другие нет, и тогда в стане наших врагов начался некоторый беспорядок; мы стали одолевать, и я уже радовался тому, что победа наша близка. Вскоре, однако, силы выровнялись, и исход дела вновь оказался неясным. И тогда я подумал о том, что море спокойно, что противники увлечены схваткой и не замечают ничего вокруг себя, что в случае, если наш поход закончится провалом, меня ждёт позорная смерть, а если закончится победой, то меня не ждёт, в сущности, ничего такого, что жалко было бы потерять, и поразмыслив таким образом, я увернулся от очередного удара, поверг своего противника наземь и, наградив его хорошим ударом в голову и напоследок ещё одним в живот, бросился бежать к морю и бежал до тех пор, пока не стало достаточно глубоко чтобы плыть, и тогда я поплыл. Так закончилась моя история с рыбаками, и я не знаю, что с ними стало дальше, кто победил в сражении, и победил ли кто-нибудь.Читать дальше