Род Серлинг - Ночь смирения

Неожиданно увидев себя в зеркале, он решил, что недостаточно пьян, поскольку карикатурен. Костюм Санта Клауса, взятый им напрокат, видел если не лучшие дни, то, по крайней мере, вообще очень много дней. Он был сшит из тонкой фланели, латанной и перелатанной. Он полинял и стал болезненно розового цвета, а кайма из белого "меха" напоминала коробочки хлопчатника, пораженные долгоносиком. Шапочка была мала ему на несколько размеров и в действительности являлась переделанной погребальной феской, с которой удалили украшение. Лицо, смотрящее на него, обладало мягкими добрыми глазами и теплой улыбкой, слегка искривленной. Уголки рта поднимались, и хотелось улыбаться в ответ.

Корвина это лицо оставило безразличным. Он едва его замечал. В данную минуту его больше занимал костюм, украшенный крошечными пятнами краски, пятнами от мороженого недельной давности и абсолютно новыми дырами, размер которых позволял видеть подушки, которые Корвин привязал к своему единственному пиджаку. Он оторвал глаза от отражения и показал на пустой стакан.

Бармен подошел к нему и сказал:

- Ты просил меня сообщить тебе, когда будет полседьмого. Сейчас полседьмого.

Корвин улыбнулся и кивнул.

- Так оно-и есть, - согласился он.

Бармен поковырял в зубе.

- Что теперь будет? Ты превратишься в северного оленя?

Корвин снова улыбнулся:

- Если бы это было так. - Он поднял пустой стакан. - Еще один глоток, а?

Бармен налил еще один стакан.

- Это девять выпивок и сэндвич. Четыре доллара восемьдесят центов.

Корвин достал единственный пятидолларовый банкнот и положил на стойку. Он хотел поднести стакан ко рту. Как только он это сделал, он заметил два личика, глядящих на него через замерзшее стекло входной двери. Большие глаза смотрели на него с восхищенным вниманием и с дух захватывающим поклонением - глаза каждого ребенка, который искренне верит, что, Северный Полюс существует, что северный олень действительно приземляется на крыши и что чудеса взаправду спускаются по трубам. Даже такие дети с грязной, 118-й улицы, где в холодных и неприглядных комнатах ютятся пуэрториканцы, верят во все это, чтобы потом понять, что бедность одинакова и на экзотических островах, и в каньонах, находящихся от них за тысячу километров.

Корвину пришлось тоже смотреть на эти мордашки, и он улыбнулся. Они походили на слегка запачканных херувимов со старой помятой рождественской открытки. Они разволновались от того, что человек в красном костюме смотрел на них.

Корвин повернулся к ним спиной и быстрo выпил содержимое стакана. Он подождал с минуту и снова посмотрел на дверь. Два носика, прижатых к стеклу, неожиданно исчезли. Но, прежде чем уйти, они помахали Санта Клаусу, а он помахал им в ответ.

Корвин задумчиво посмотрел в пустой стакан.

- Почему, по-твоему, не существует настоящего Санта Клауса? - спросил он частично у стакана, частично у бармена.

Тот устало оторвался от протирания рюмок и спросил:

- Как ты сказал?

- Почему не существует настоящего Санта Клауса для таких детей? повторил Корвин и головой указал на дверь.

Бармен пожал плечами.

- Какого черта, Корвин, я что, по-твоему, философ? - Он долго смотрел на Генри. - Ты знаешь, в чем твоя проблема? Ты позволил этому одурманивающему красному костюму засесть в твоей голове!

С этими словами он взял пятидолларовую банкноту, покрутил кассовый аппарат и положил сдачу перед Корвином.

Тот посмотрел на монеты и криво улыбнулся.

- Выпей флип, двойной или обычный.

- Какого черта, Корвин, тут тебе не Монте-Карло. Давай проваливай!

Генри неуверенно поднялся, проверяя тяжелые ноги. Затем с удовольствием отметил, что они слушаются, прошел через бар к выходу и попал в холодный снежный вечер. Он застегнул верхнюю пуговицу своего тонкого фланелевого костюма, еще ниже натянул шапочку. Подставил голову ледяному ветру и начал переходить улицу.

Мимо него с гудением промчался огромный "кадиллак", на нем лежала елка, чьи лапы свисали с машины. Краснолицый злой шофер прокричал ему что-то, когда "кадиллак" мчался мимо. Корвин только улыбнулся и продолжил свой путь, чувствуя влажные -холодные хлопья на разгоряченном лице. Он споткнулся о противоположный тротуар и потянулся к фонарному столбу в нескольких футах от него.

Его руки не поймали ничего, кроме снежинок, и он полетел вперед, приземлившись в сугроб рядом с мусорным баком. С большим трудом ему удалось сесть. И тут он осознал, что перед ним стоят четыре ножки в лохмотьях. Он поднял глаза и увидел двух маленьких тощих пуэрториканцев, смотрящих на него. Их лица были темными на фоне снега.