Сарко Ли - Лиан

— Лиан, звонила мама Карéбуса… он… ну, понимаешь…

— Что? — я насторожился. Мне стало очень и очень нехорошо.

— Она сказала, — мама с ужасом смотрела на меня. — Она сказала, что Каребус… что он умер…

— Что?! — взвыл я. — Как?! Что ещё она сказала?

— Лиан, всё хорошо? Что у вас там произошло? — мама была донельзя взволнована. Отец пока отсутствовал. Сестрёнка жалась к маминым ногам и с испугом глядела на меня.

— Мам, я к Бусу, поговорю с его мамой, — бросаю я и скрываюсь за дверью. Я понимаю, почему мама так хотела меня удержать — меня столько не было, и вот я опять ухожу… но я должен был, потому что я догадывался, чьих рук это дело.

Его убил Иерарх, потому что я отказался на него работать.

Я до сих пор помню глаза его мамы, её дрожащую руку, которая протягивает мне смятую бумажку, слабый голос:

— Это у него в руке было… я… я прочитала…

Там было написано: «Или ты соглашаешься, или он будет не последним». Мама Буса не догадалась, кому адресовано это послание, и показала мне его потому, что верила, что я смогу найти убийцу. Мне тоже очень хотелось его найти.

А когда я вышел из дома, прямо перед подъездом стоял Иерарх, а с ним и вся его шайка. Я улыбнулся, злорадно и неестественно, а потом набросился на них, и убил всех, каждого, кто осмелился посягнуть на жизнь моего друга. У меня не было никакого оружия, я расправился с ними своими собственными руками. И мне не было жалко тех, с кем я несколько лет работал вместе. Потому что все они не стоят даже волоска на голове Каребуса, друга, которого я знал всю жизнь. Который был кауру, но уважал юнэми, иситов и туранэ. Который знал всё о моей незаконной деятельности, но молчал и только неодобрительно качал головой. Который умер потому, что я отказал Иерарху.

Я открыл глаза и сделал глубокий вдох, потом — длинный выдох. Сон, всего лишь сон. Хорошо бы всё действительно так и было… посидел бы я в тюрьме некоторое время, потом вышел бы и начал новую жизнь. Но Иерарх жив, и я даже не знаю, хорошо это или плохо. Ведь, с другой стороны, — он обеспечивает меня кое-какими деталями, которые существенно облегчают мне жизнь.

Иногда меня посещает мысль: а может, зря я его тогда отпустил? Ведь скроется же, гад, где угодно, и мне будет очень трудно его найти… но, скорее всего, Иерарх видит во мне гораздо большую угрозу, чем я являюсь на самом деле, что к лучшему. Пусть боится.

Через пару часов я уже был в юнэмире, а в моём рюкзаке покоились три диска с мультфильмами.

Сегодня был первый день учёбы. Я знал, что обучение в юнэмирситете не совсем такое, как в школе, но нужно было проверить всё самостоятельно. Чем я и занялся.

Для начала я разобрался с расписанием. В мои обязанности входило выслушивать несколько лекций каждый день в течение недели, а на следующей неделе применять знания на практике. Таким образом занятия, которые интересовали меня больше, то есть непосредственно работа с движущимся изображением, шли неделю через неделю. Но сегодняшний день нёс в себе лишь лекции. Правда, всего три, а это значит, что у меня есть три часа плюс перерывы, чтобы изучить обстановку.

Я поднялся на третий этаж, по дороге недовольно глянув в зеркало на свои красные от мороза щёки, и вошёл в аудиторию. Это был зал для нескольких групп, хоть и не очень большой. Сперва я не понял, что за лекцию будут читать, потому что кроме нашей группы в зале была уйма других людей, но потом додумался посмотреть в расписание. История изобразительного искусства. А-а-а, и зачем она нам? А вдруг меня пригласит к себе на работу Голок Зеркатан? Не думаю, что его волнует моё знание истории изобразительного искусства.

Я устроился на восьмом ряду из возможных двенадцати, посередине. Сиденья все были соединены между собой, перед ними, для того, чтобы удобно было писать, стоял единый стол. Сперва я думал, что это просто длинная доска, но потом присмотрелся и разобрался, что несколько.

У меня никогда не было привычки опаздывать, вот и сегодня я пришёл рано. В зале было около десяти человек. Пока что я не знал, есть ли здесь кто-нибудь из моей группы, но это было неважно. Я рассматривал классических молодых юнэми, ярко одетых и оживлённо переговаривающихся. Прямо передо мной, через несколько рядов, сидели две ничем не примечательные девушки и смеялись. На первом ряду слева находился угрюмый парень и, кажется, спал, уронив голову на грудь. Недалеко от него кому-то махала рукой невысокая девушка с чёрными волосами в ярко-розовой кофточке, к ней с улыбкой направлялся высокий (чуть ниже меня) худой парень представительного вида, в светло-жёлтой рубашке и с чёрным галстуком. Вот, хорошо людям, они до этого были знакомы, а я одинок, как пень.