Верочка опять густо покраснела, но голову от телефонной трубки не отодвинула.
Сказать ему про рака Авву?
Но математик Н. сам спросил:
— Когда в последний раз ты сталкивался со своими зомби?
— С какими еще зомби? — переспросил Алехин, боясь, что Верочка опять покраснеет.
— Ну, с этими своими хулиганами. От которых тебе по зубам прилетело. И на которых ты сержанту жаловался.
— А вы откуда знаете?
— Ты отвечай. Не тяни. У нас мало времени.
— А–а-а, эти… — неохотно припомнил Алехин. — Ну, пару часов назад… Гоняли меня по лестницам… И теперь, может, бродят по двору. Их Бог разумом обидел.
— Разум — тонкая штука, — засмеялся математик. — Можно и красную рыбу считать дурой, а она за тысячи километров посреди океана находит путь к своей единственной, затерянной на островах речке.
— Да не считаю я красную рыбу дурой.
— Тогда и зомби не считай хулиганами. У них особенное назначение. Как и у тебя. Как у всего сущего.
— Ой, посмотри!
Алехин бросил трубку.
На кухне рождалось странное молочное сияние.
Нет, к счастью, оно рождалось не в кухне. Оно рождалось за окном, на пустыре, над обгорелыми метелками деревьев, совсем недавно окружавших деревянный домик Алехина.
Прижавшись носами к влажному стеклу, Алехин и Верочка замерли.
В нежном молочном свете прямо над черным пожарищем мерцал и переливался смутными радугами огромный зеркальный шар. Он был величиной с пятиэтажный дом, не меньше. А со стороны рокового переулка со всех ног мчались к переливающемуся радугами шару Заратустра Наманганов в кавказской мохнатой кепке, чугунный Вий в сырой телогрейке, и тот, третий, маленький длинноволосый. Всю эту троицу энергично преследовал сержант Светлаев, видимо, вернувшийся из дальней командировки. На ногах сержанта красовались меховые унты, на плечах — теплая меховая куртка. А толстые штаны поблескивали, как подошвы. Наверное, были обшиты тюленьей шкурой. Бежал Светлаев споро, но было видно, что догонять хулиганов не собирается.
Прижавшись друг к другу, они смотрели на огромный зеркальный шар.
На мгновение Алехину показалось, что он видит в шаре отражение свое и Верочки, но, наверное, это ему показалось. Не было там никаких отражений. Только медленно, как спирали, ползли по поверхности шара смутные радуги. А Верочка опять ойкнула, и они увидели, от кого это убегали Заратустра и его кореша.
Не от сержанта Светлаева. От рака Аввы. И в отличие от сержанта рак Авва здорово превосходил беглецов в скорости. Все псевдоподии работали так стремительно, что, казалось, рака несла невидимая воздушная подушка, не дающая пыли. Ударила яркая вспышка, и длинноволосый исчез, не добежав десяти метров до зеркального сверкающего шара. Ударила вторая, и исчез Вий. А потом растаял в воздухе Заратустра.
Сержант Светлаев остановился.
Сунув руку под куртку (наверное, там висела кобура), он изумленно следил за раком Аввой, вдруг необыкновенно раздувшимся. Одним прыжком рак Авва достиг шара и слился с его зеркальной поверхностью. Будто старинный монгольфьер, шар начал плавно взлетать пожарищем,
над пустырем,
над городом…
— Это НЛО, Алехин?
Боясь соврать, Алехин кивнул.
Померк молочный свет, заливавший пустырь. Сразу стало сумрачно. Верочка с полными слез глазами обернулась на разгромленную квартиру:
— Алехин, как же мы будем жить?
Он вздохнул и потянулся за сигаретой, но Верочка остановила его:
— Давай не будем больше курить, Алехин.
Он кивнул.
Как в последний раз (а может, правда в последний), он увидел вдруг берег моря, уютный домик с балкончиками, сосны, похожие на рыжий укроп, и нелепых рукокрылых. Услышал страстное: “Шлюссен, шлюссен, майн херр…” И рыжее неземное солнце разостлало по морю колеблющуюся дорожку. И он понял, что никогда не будет у него такого уютного домика. И не будет он жить среди рыжих сосен, похожих на укроп. И никогда не услышит шелеста рукокрылых. И не станет Большим Героем, которому благодарное правительство и благодарный народ могли подарить домик с балкончиками. Не будет никогда у него такого внимательного правительства.
— Какое сегодня число? — спросил он.
— Уже двадцатое, — тихо ответила Верочка. — Август. Осень на носу. — И опять подняла на Алехина полные слез глаза: — Как же мы теперь жить будем? Ведь у меня ничего–ничего не было застраховано.
— А ты плюнь, — мягко посоветовал он и подошел к странным образом уцелевшему на тумбочке телевизору. — Мы с тобой будем хорошо жить.
Читать дальше