Олег Дивов - Выбраковка. Ночной смотрящий

– Естественно. А мы с тобой чем всю жизнь занимаемся?

Гусев оторопело умолк.

– Ты не сбивай меня, – попросил он. – Хотя, конечно, да... Это-то и есть самое жуткое. Но мальчишки, которые видят нас с тобой на улице, вряд ли станут выбраковщиками. И никогда не станут ворами. А тогда пацаны смотрели на гадов и думали – почему я в дерьме живу, а урка по ресторанам гуляет? Так и родилось новое воровское поколение. Даже политические... Впрочем, не важно. Теперь вспомни, что здесь творилось в девяностые годы. То же самое. Нищая страна, толпы безработных – и мимо едут бандиты на «Мерседесах». Процесс нужно было остановить, понимаешь? Обрубить, пресечь, обрезать, переломить ситуацию в корне. И не только один Птицын думал – как? Многие думали. Но именно он построил и обосновал схему. Очень жестокую, но и очень справедливую. Далеко не идеальную. Но ведь она сработала?

– Конечно, – закивал Данилов. – Конечно, сработала.

– Мы это сделали?

– Ну разумеется.

– Так в чем проблема?

– Да ни в чем. Не заводись, Пэ.

– А я и не завожусь. – Гусев взял стакан и отхлебнул. – Просто обидно бывает иногда. Такие интонации звучат – как будто мы впустую работали.

– И вовсе даже не впустую! – обиделся за выбраковку Данилов.

– И на фига этим уродам знать, кто автор птицынских заметок?

– Это ведь контрразведка, Пэ. Мало ли чего они задумали. Может, хотели все на ЦРУ свалить. Найти разработчика и представить его как агента мирового империализма... Хотел бы я познакомиться с этим Птицыным. Хотя бы посмотреть, какой он был, – пробормотал Данилов, глядя под ноги. – Жалко, уже не получится.

– Его звали Лебедев, – сказал Гусев. – Лебедев Павел Леонидович. И ты прав, Данила. Этого человека больше нет.

Он перевернулся на спину и закрыл глаза.

– Бывает... – сообщил Данилов философски.

С утра Ирина, как обычно, писала заключения по результатам обследований, которые провела вчера. За дверью кабинета стояла глубокая ватная тишина, изредка нарушаемая шорохом чьих-то обутых в тапочки ног и поскрипыванием кресел. Нормальная рабочая обстановка, всеобщий покой и заторможенность. Только непривычный к этой атмосфере человек мог бы отметить легкое напряжение, разлитое в воздухе. Ничего удивительного – в отделении функциональной неврологии не от грыжи лечат, здесь особый контингент, и от него исходят не всегда приятные флюиды. А может, все дело в едва различимом запахе лекарств, совсем не таких, какими обычно пахнет в больнице.

Ирина строчила заключения, иногда отвлекаясь, чтобы поразмыслить. Во время одной из таких отключек она вдруг поняла – ей что-то мешает. Оказалось, в коридоре, буквально под дверью кабинета, появился источник загадочного низкого гула. Ирина прислушалась. Гул разложился на два женских голоса, что-то назойливо бубнящих. И чем больше она прислушивалась, тем больше эти голоса мешали писать.

Помучившись еще минут десять, Ирина поняла, что работать так невозможно, и выглянула за дверь.

Ну, разумеется! По обе стороны от входа в ее кабинет стояли два глубоких кресла, и в каждом из них расположилась слабоумная бабушка. Судя по всему, старухи были еще и полуглухие, так как разговаривали на повышенных тонах, постоянно друг друга переспрашивая. Удобный диван неподалеку их не привлекал, они просто не соображали, что туда можно пересесть, а вот эти кресла, между которыми метра три...

Ирина вернулась на место, покачала головой и попробовала снова заняться делом. Но оказалось, что не слышать разговор за дверью она больше не может. Речь обеих старушек была наполнена многозначительными интонациями и привлекла бы внимание любого нормального человека – казалось, что бабульки обсуждают проблемы войны и мира. Да к тому же и в полный голос.

Ирина через силу продолжала стучать по клавишам, но в какой-то момент не выдержала и прислушалась – о чем же за дверью идет речь. Тут как раз к беседе присоединилась третья бабка. Конечно же, усевшаяся на приличной дистанции от первых двух, поближе к тихо бормочущему телевизору.