Олег Дивов - Молодые и сильные выживут (сборник)

Еще одна постоянная черта творческого стиля Дивова — внимание к деталям профессионального быта персонажей (как правило, в той или иной мере военизированного). Тщательность в передаче подобного рода нюансов с самого начала была одним из главных его «козырей» и всегда привлекала массового читателя, во всяком случае, массовую аудиторию читателей–мужчин. Вот удачное выражение, извлеченное из сети, принадлежит анонимному поклоннику текстов Дивова: «От его романов веет духом аутентичности».

Очевидна склонность московского фантаста к метким словам, ярким афоризмам. Порой он, как заправский журналист или рекламщик, «выводит» читателя на «словечко» или целый пассаж, специально достраивая особый виток сюжета. Отношения главного героя «Толкования сновидений» и его любимой построены так, что они постепенно и ненавязчиво, «за ручку» ведут читателя к необыкновенно точному пассажу: «Она сама ушла — испуганная мной и разочарованная во мне. Познавшая в одном внезапном прозрении другую мою сторону, обычно скрытую от нее. Ту сторону, с которой глядел не милый парень и талантливый лыжник, а мужчина и хард–слаломист… ее расчет был женский, а мой — чисто мужской. Идти по кратчайшей линии, навязывая свою волю трассе… Хоть задавить, но победить». А вот более легкий вариант, своего рода каскад смешилок в беседе людей, планирующих ограбление: «…Этот поселок охраняют надежно. Патрулируют его круглосуточно — понимаете? И частную охрану страхует полиция. Кроме шуток страхует, а не с опозданием на полчаса, как обычно… — Можно угнать три грузовика, — сказал Мэт твердо. — И два–три бульдозера, чтобы вломиться через периметр одновременно с разных сторон. Пусть охрана развлечется не по–детски. И можно экскаватор еще… — Экскаватор–то зачем?! — удивился заказчик… — Дорогу перекопать, вот зачем. Ну, по которой полиция должна подъехать… — А самим как выезжать?.. — Выезжать не надо. Можно угнать вертолет» («Закон лома»). Если такой путь представляется Дивову слишком длительным, он просто бросает афористическую фразу, даже наперекор контексту, не считаясь с издержками чуть не прямого обращения к читателю. Например: «…возьми, например, этого вашего американского классика, как его… Буховский? Быковский? Который писал исключительно про е…лю с некрасивыми бабами и алкоголизм. Так он, между прочим, знал, о чем пишет. Всю жизнь тренировался. Поэтому и вышло так убедительно» («Саботажник»). Или: «Из одежды на дежурном навигаторе Иве Кендалл имелись только боевой спецкостюм и ниточка от тампакса» («Лучший экипаж Солнечной», первое предложение романа). На мой взгляд, это удачная тактика, так как текст приобретает дополнительные «маркеры» в читательском сознании и, кроме того, «словечко» отлично фокусирует внимание аудитории на серьезных вещах.

По словам самого Олега Дивова, он достаточно болезненно относился к необходимости «разгонять» текст до объемов «штатного романа». В первых четырех книгах без этого просто невозможно было обойтись, позднее московский писатель всеми силами старался обходить проблему объема. По всей видимости, можно говорить о недостаточно раскрытом таланте «повестника». Что поделаешь! Издательская политика наших дней крайне неблагоприятна для жанра фантастической повести, все–таки сам рынок формирует предпочтительное отношение к романам… Оптимальный объем, на котором Дивов держит отличное литературное качество — объем «Толкования сновидений», т. е. около 10 авторских листов или несколько менее того. Так что два произведения под одной обложкой, быть может, наилучшая формула для реализации его творческих запросов.

К числу ярко выраженных «переменных» можно отнести, например, весьма внимательное отношение Дивова к психологическим мотивациям поведения героев. В трилогии «След зомби» это видно с особенной очевидностью. Несколько слабее, но тоже достаточно отчетливо — в «Лучшем экипаже «Солнечной» и «Законе фронтира». Кое–что видно еще в «Выбраковке»… Время от времени московский фантаст заставлял своих персонажей произносить

длинные диалоги, из которых были бы видны все извилистые пути того или иного комплекса, отягощающего их сознание. Порой это явно «замедляло» текст. Впоследствии названная черта стерлась. Отчасти дивовские тексты переместились из сферы влияния психологии в сферу влияния философии, отчасти же передача психологических состояний действующих лиц стала осуществляться в более легкой, менее «диагностической» форме. В целом «психоописания» заметно сократились, что, в общем, улучшило динамику текстов.