Николай Шагурин - Тайна декабриста

- Но, может быть, преступник уже нашел и унес его?

- Нет. Такого документа, как помните, и по описи не значится. Да и зачем тогда похититель стал бы подниматься в комнату Ковальчук и что-то искать там? Зачем он взял лист рукописи с указанием места, где находится документ?

- Чтобы замести следы документа...

- М-да... Конечно, если он завладел все-таки завещанием, то это худшее, что может быть. Но мы не вправе опускать руки. Что с Ковальчук?

- Врачи категорически запрещают допускать к ней кого бы то ни было.

- Нужно связаться с историками в наших вузах и попробовать восстановить хотя бы те слова декабриста Муханова о завещании, которые цитирует Ковальчук. Большинство материалов и писем декабристов опубликованы, историки должны знать.

- Будет сделано, Ефим Антонович.

- Вы исследовали пятно на папке?

- Да. Его удалось проявить парами йода. Это отпечаток большого пальца. И он тождествен с отпечатками пальцев на рукоятке чекана.

- Так. Что у вас имеется о Сухорослове?

- По полученным данным, ночью 20 августа он явился домой очень поздно. На скорую руку собрал чемоданчик и сказал соседям, что уезжает погостить к родным в Красноставский район.

- Они действительно есть у него, эти родственники?

- Для соседей, во всяком случае, это было новостью...

- Что вы выяснили о нем самом?

- В последнее время Сухорослов нигде не работал. Занимался разными темными делами. Имел два привода за спекуляцию на рынке. Вы полагаете, Ефим Антонович, он?

- Зачем полагать, когда мы теперь можем установить точно. Выписывайте постановление на обыск и действуйте.

***

Сухорослов жил на втором этаже старого деревянного дома, каких немало еще сохранилось в Крутоярске. Квартира была небольшая. Из темной прихожей одна дверь, налево, вела в комнату старейшей обитательницы этой квартиры Прасковьи Степановны Таракановой. Она жила вместе с дочерью, работницей хлебозавода.

Другую комнату, прямо, занимала чета глухонемых. На дверях третьей висел замок. Это и была комната Сухорослова - маленькая, тесная, настоящее холостяцкое логово. Хозяин в последнее время, очевидно, только ночевал здесь, да и то не каждую ночь. Койка со сбитым байковым одеялом и грязной подушкой не перестилалась, видимо, давно. На полу окурки, обгоревшие спички. На столе пара тарелок и граненый стакан (немытый, как с удовлетворением отметил Чернобровин), на подоконнике - горшочки с остатками красок и кистями. Все это было покрыто слоем пыли. На вешалке в углу висело старое зимнее пальто с цигейковым воротником.

Тараканова, приглашенная в понятые, принадлежала к числу тех особ, которые отличаются бойкостью языка и безграничным любопытством. Прислонясь к притолоке и подперев сморщенным кулачком щеку, она изливала свои обиды на жильца:

- Такой молодой парень, а поглядите, как жилую площадь запакостил! Когда работал, поскромнее себя держал, а теперь все пьянствует, все пьянствует..

Последнюю подробность Тараканова могла бы и не сообщать: груда пустых бутылок под койкой достаточно наглядно показывала, как Сухорослов проводил время

- Ходють к нему тут разные-всякие, - ворчливо продолжала старуха, - а чего ходють, чего ходють, спрашивается? Пьют, в карты играют, не поделятся - драка. Как-то ему же, Ваське, ножом подбородок располосовали...

- И сильно?

- В больнице зашивали Месяц завязанный ходил. Когда не ночует - слава богу, а то явится среди ночи и стучит, и стучит... Глухонемым, тем и горюшка мало, им хоть из пушек пали... Дочь в ночной смене, кому открывать? Мне. И открывать боязно, а попробуй не открыть.

- Что же вы терпите, в милицию надо было обратиться... Старуха замахала руками:

- Что вы? Ведь он какой, Васька? Убьет. Я раз заикнулась, так он меня сгреб вот этак; ты, говорит, сякая-разэтакая, княжна Тараканова, я из тебя, говорит, мозги вытряхну, пикни только.

Старуху, видимо, особенно уязвил княжеский титул.

- Княжна Тараканова, подумайте! Я тут сорок лет живу, каково мне этакое слышать.

Старший лейтенант внимательно осматривал порожние бутылки, стакан на столе, поднося их к свету осторожно, словно тончайший хрусталь. Потом наложил на стакан сверху и снизу полоски картона, обвернул бумагой так, чтобы она не касалась стекла, обвязал шпагатом и, уходя, захватил с собой.

Тараканова, провожая Чернобровина, все бубнила свое:

- Так вы, товарищ сотрудник, будьте так добреньки, примите меры... Все стучит, все стучит... Нельзя ли выселить его отсюдова?