Сергей Юрьев - Жемчуг богов

— Я позову тебя, — сказал владыка, не глядя на умолкшего Каббибороя. Это означало, что ветер пока может быть свободен, но должен быть где-нибудь поблизости.

Все было ясно. С того мгновения, когда находка ветра звякнула об пол, владыка не мог таить от себя память о том, что он старался забыть, и время помогало ему в этом. Их считали богами, в их честь воздвигали капища, им приносили жертвы — Веол-Воитель, Оден-Судия и Ега-Хранительница Тепла… Первые несколько столетий он посвятил тому, чтобы разрушить капища и искоренить в Варлагоре память о древних богах. Но до сих пор Милосердные Слуги изредка находили в горах потаенные молельни с жертвенными чашами.

А то, что сейчас лежало у его ног, наверняка, было фавром, принадлежавшим то ли Одену, то ли Веолу… Это был ключ к Источнику, ключ к возвращению туда, откуда он пришел. А откуда он пришел? Казалось, прочно забытая пора нескончаемых унижений вот-вот вернется, хлынет из Источника, затопит Варлагор, и он, владыка Родонагрон, снова станет смертным среди смертных. Лучше всех хранит тайну тот, кто не знает ее. Лучше не знать… Каббиборой, ветер, глаза и уши… Придется все-таки выщипать ему перья, чтобы не совался, куда не надо.

Он толкнул стену так, что Твердыня затряслась от верхних галерей до фундамента. У него есть тот, кто понимает его с полуслова или вообще без слов. Весь его мир — верность владыке, и это надо использовать… Надо!

Недремлющий примчался стремительно. Кроме самого владыки, он был единственным постоянным обитателем Твердыни, и даже когда он спал, казалось, что его уши слегка подрагивают в напряженном ожидании зова Родонагрона.

— Я решил, что ты достоин моей милости! — торжественно изрек владыка. — Возьми вот этот жезл, он отныне принадлежит тебе. Как только я сочту, что время настало, ты направишься к Источнику, и его воды разверзнутся перед тобой. Ты отправишься туда, где тебя не ждут, но могущество твое там будет равно моему могуществу здесь. Возьмешь с собой мое изваяние, — он протянул вперед ладонь, и на ней в короткой яркой вспышке возникла небольшая статуэтка владыки, — и заставишь всех, кто покорится тебе, поклоняться моему образу. А кто не покорится, тех сожги пламенем своих ладоней, раздави тяжестью своего гнева, ибо твое пламя — это мое пламя, а гнев твой отныне — мой гнев.

«Долгие века в мире идет соперничество между поборниками различных религиозных учений, философских систем и экономических теорий, сторонниками различных типов общественного устройства и форм правления. Когда это соперничество обостряется, доходит до войн и революций, в результате которых, как правило, бывает огромное количество жертв, и ни одна из противоборствующих сторон не достигает поставленной цели. Исторический опыт позволяет нам утверждать, что уровень процветания общества и степень справедливости его устройства не зависит от идеи, положенной в его основу. Если большую часть населения составляют люди, обладающие достаточным культурным багажом, знаниями, трудолюбием, личным мужеством, не имеющие непомерных материальных потребностей — такое государство будет процветать при любом общественно-политическом строе. Политика и экономика — лишь ветви социального древа. Да, именно на ветвях произрастают плоды, но сами-то ветви растут из ствола, а ствол — это, несомненно, культура, прежде всего, духовная культура».

«Любая мольба достигает слуха Господа Единого и Всемогущего, но не всякая мольба достойна его слуха».

76-я зарубка на Лампе, середина дня

— Твои желания все еще цепляются за прошлое, ты одновременно здесь и еще где-то. Ты пока не можешь поверить в очевидное — здесь этого «где-то» не существует, потому что путь туда отрезан, а единственный ключ — там, за пеленой небытия, в мифическом Храме Троих, легенды о котором помнят лишь Видящие. Но даже нам не известно, были ли они на самом деле — этот храм и этот ключ. Ты не можешь вернуться к себе, как и любой другой из бессмертных, и это не столько твоя беда, сколько проклятие, поразившее всех нас. Рождение дарует человеку жизнь, смерть освобождает мир от тех, чья судьба уже свершилась. Чье-то бессмертие — камень на шее вселенной. — Безымянная говорила тихо и монотонно, и скрип колес, вторивший ее голосу, казался более близким и понятным, чем ее слова, обращенные, казалось, вовсе не к нему, а к синим вершинам, которые уже второй день маячили на горизонте и никак не хотели приближаться.