Екатерина Русак - Вор черной масти

Что было у них в мыслях? Наивность или трусливая хитрость? Или понятие о совершенном преступлении было за пределом их разума?

Остальные считали себя невиноватыми, так же, как и я. Кого взяли за неосторожно оброненное слово, кого обвиняли в расхищении государственной собственности.

В камере со мной оказался один из политиков, который был арестован в 1937 году и получивший десять лет лагерей. Он вышел на свободу год назад, а теперь был арестован повторно.

Он старался обучить нас порядкам в лагере, всему, что знал сам. Он часто смотрел в стену и с грустью говорил:

- От судьбы видимо мне никуда не уйти. Моя жизнь вся пошла наперекосяк, загублена безвозвратно, но зато семья моя хоть уцелела. Еще в тридцать седьмом, после ареста, я упросил жену отказаться от меня, и поэтому ее не коснулись репрессии и моих детей не тронули. Я недавно видел их, они уже выросли. Не хочу, что бы они повторили мою жизнь...

Я по неопытности считал, что единственная возможная моя вина - это отсутствие документов. Самое большое, на что я мог рассчитывать - это два года тюрьмы общего режима. Это мне доходчиво объяснили. В лучшем случае - отделаться административным штрафом за утерю документа. Я немного приободрился и надеялся лишь на чудо, которое поможет мне выйти из тюрьмы. Но чудеса происходят очень редко, и видимо мне было не суждено стать очевидцем одного из них.

30 декабря 1949 года. 10 часов 28 минут по местному времени.

Оперчасть Читинской тюрьмы.

***

Дверь громыхнула.

- Рабер! На выход.

Я помедлил. Не сразу понял, что выкрикивают меня.

- Рабер есть? На выход!

- Тут. Эвон на нарах сидит, - выкрикнул кто-то из зэка.

Я нехотя поднялся и вышел из камеры. Меня отвели на первый допрос. Он был томительно долог и бестолков.

Я стоял в кабинете следователя уже третий час. Милицейский лейтенант невысокого роста, фамилию которого я никогда не узнал, бегал вокруг меня и допрашивал, пересыпая свою речь виртуозными матерными выражениями, которые я не считаю нужным приводить. Знаю только, что эти крепкие словечки были из большого морского загиба флотских боцманов, который мало где сохранился в СССР с девятнадцатого века.

- Ты, значит, готовил контрреволюционный заговор, с целью убийства товарища Сталина? - лейтенант как бесноватый подскочил ко мне.

- Ничего подобного, гражданин начальник, - отвечал я, переступая с одной ноги на другую. - Зачем мне нужно убивать вождя трудового народа и мирового пролетариата?

- Ты не уходи от ответа, грязная вонючая свинья! - орал следователь. - Кто твои сообщники? Говори, сволочь!

- Нет у меня никаких сообщников! - я стоял на своем.

- Как это нет? - все больше свирепел этот лейтенант-недомерок. - А кочегар Веркин? А артельный рабочий Блудов? Разве не собирались вы вместе, с целью подготовки восстания?

- Какое восстание? - я ошалело хлопал глазами. - Не знаю я этих людей. Мы незнакомы.

- А у нас имеются сведения, что вы знаете этих людей!

- Кто вам сказал такую чушь, гражданин начальник?

- Кочегар Веркин и артельный рабочий Блудов признались, что знают вас!

- Очень может быть, но только я их не знаю! Кто это такие?

- Не твое собачье дело! - злился лейтенант. - Смотри мне в глаза! Сознавайся! Что щуришься, грязный еврей?

- Не сознаюсь! - внутри меня все кипело, но я как-то умудрялся сдерживать себя, чтобы не задушить этого распоясавшегося говоруна. - Мне не в чем сознаваться! И вовсе незачем незаслуженно оскорблять мою нацию. Я не грязнее других! Если хотите знать, мы, евреи вовсе не заговорщики, мы - люди, мы - жертвы немецкого фашизма!

- Ах, вот как ты запел? Жертву фашизма из себя строишь? Я тебе покажу кузькину мать! Ты мне все расскажешь, как вы хотели устроить мировой заговор сионизма, сучье вымя! Будешь говорить, паскуда?

- Буду, - зло ответил я. - Но заявляю, что ни в каком сионистском заговоре я не участвовал!

- А в каком участвовал?

- Ни в каком!

- Сколько тебе заплатили, Иуда? - вопросы следователя, который кружился вокруг меня как шмель, сыпались на меня.

- Кто заплатил?

- Твои друзья из белых эмигрантов!

- У меня нет среди них друзей.

- Врешь, тварь! Все это наглая ложь!

- Не согласен! - я твердо сдерживаю свои позиции и атаки следователя наталкиваются на стену защиты, выстроенной мной.

- Будешь сознаваться что ты китайский шпион?

- Не буду! Я невиновен!

Лейтенант вызвал конвой. Приказал:

- В камеру!

Я обрадовался передышке.

- Руки за спину! - скомандовал конвоир. - Марш!