Благодарим Артура Чарлза Кларка за содействие в выпуске этого номера.
А. Кларк в 1972 году за той машинкой, на которой он писал письма И.А. Ефремову
Колонка редактора
Мир-мирской
Переменчивость жизни вошла во множество поговорок. «Мирские волны — морские волны», читаем в далевском сборнике «Пословиц русского народа». Сейчас подобные сборники и словари называют идеографическими. Понятие в обрамлении окружающих слов, словосочетаний и фразеологических оборотов проступает полнее и отчетливее. А каким проступает сейчас, в конце двадцатого века, понятие «мир»? Издавна, что называется — от века, в связке «война и мир» в изобразительном и выразительном отношении в литературе главенствовала война. Можно спорить о причинах, но на данный момент мы имеем дело с ситуацией, когда описание насилия бесконечно и многообразно, а представление о мирной жизни в массовом сознании стремится к нулю.
И вместе с тем, в той фантастике, которую открывает читателям наша «Сверхновая», складывается образ мира, живущего без угрозы самоуничтожения. Проблемы, конечно, неизбывны, а люди — существа весьма конфликтные. Но наша Земля все же продолжает нести на себе человечество на страницах произведений многих авторов. Нам показалось интересным собрать фрагменты мирных картин и сложить из них крошечное окошко, через которое одним глазком можно заглянуть в то будущее, которого желают сегодня.
В разделе «Пятьдесят световых лет спустя» — написанный сразу после образования Организации Объединенных Наций рассказ малоизвестной американской писательницы А. Шэнделинг «Возвращение грифонов», в котором сквозит надежда на то, что стоящее на атомном распутье человечество сможет, наконец, разрешить загадку своего существования. Англичанин Брайан Стейблфорд и американка Линда Нагата рисуют несколько дней из жизни общества, решившего по-своему проблемы перенаселения. В эко-раю Стейблфорда высшей ценностью становятся дети, право иметь которых со-родители получают после многолетнего ожидания. Биодома до молекулы используют ресурсы, снабжая обитателей почти всем необходимым, притом перерабатывают отходы на месте. Но герою рассказа «Невидимый червь» Рику становится яснее, что для него самое важное, только когда так хорошо налаженная жизнь вдруг выхолит из-под контроля. Лишь находчивость его, вовсе не оцененная никем по достоинству, спасает общего младенца: то, что кажется гиперреакцией, есть пробивающаяся из глубины души родительская любовь, которая остается как непреходящая ценность. В «Старой матери» Нагаты (знакомой читателям «Сверхновой» по рассказу «Освободительница» в № 3 за 1994 год) осуществляется мечта о достижении бессмертия. Исцеление и вечная жизнь, однако, даются ценой разлучения с Землей, первоматерью. Здесь, как и в рассказе Стейблфорда, вы не найдете однозначного приятия или неприятия черт изображаемого мироустройства, но в обоих случаях — это картины безусловно мирной жизни.
Возможно, платой за достижения станет сон, «отнимающий» треть жизни («Спи, моя малышка» Лойс Тилтон). Но ни в коем случае жертвой им не должны пасть последние дикие уголки земли (как Ручей Бегущего Лиса в «Осеннем тумане» Нэнси Спрингер). Романтизм — поистине животворящая сила в сверхурбанистичной пародии Пола ди Филиппо «Верите ли вы в чудо?».
Как молитва повторяется лейтмотив всеобщей связи дел человеческих с силами природы и вселенскими законами. Громче всею связь эта слышна Ультиме — целительнице из романа Рудольфе) Анайи, публикацию которого мы начали в № 8–9 за 1996 год и планируем завершить в № 4 за 1997. Воспреемником Ультимы становится мальчик Антонио. Да, может быть, тут фантасты ничего нового не придумали — для них источником новизны и залогом того, что она не оскудеет, остаются дети. Мы тоже решили шире показать в этом номере работы юных художников архитектурно-дизайнерской студии «Старт». Это животные из букв. Иногда в контурах и изгибах можно прочитать начало истории про птицу из страны завитушек (Алёны Хоревой, автора иллюстрации к «Восставшей из праха» Р. Брэдбери в № 5–6 за 1996 год), жука, дружившего с бабочкой (К. Севрюкова) или замечательной черепахи (вид сбоку — Кати Кохташвили, вид снизу — Вали Дуровой). Буквы человеческого языка обнаруживают скрытую связь с «бессловесными» тварями.
Читать дальше