Владимир Журавлев - Обыкновенные инопланетяне

— Я вот думаю, — решился вставить он. — Если Крылатые принцессы такие сильные, что могут ломать границы миров — что им мешает установить на Арктуре… ну, царство справедливости?

— Что? — профессор чуть заметно улыбнулся. — Да мы и мешаем. Люди. Не желаем справедливости-то. Ты не желаешь. Я не желаю. Бабушка Нико — очень загадочная бабушка, но и она не желает тоже…

— Я желаю! — уверенно заявил он.

На этот раз он был твердо, как говорится, на сто процентов уверен в своей правоте. Как можно не желать справедливости, когда вокруг бесчеловечная жизнь? Когда чиновники беспредельничают, и вся мощь власти на их стороне? Как?! Уж он — точно за справедливость! Пусть придет Мэй Мао, взмахнет огненным крылом, сметет нахрен всю мерзость — он на колени за это перед ней встанет! Пусть придет огненнокрылая принцесса!

— Желаешь, да, — усмехнулся мягко профессор. — Но чего?

И он вдруг засомневался под его мудрым взглядом. Китайцы, то есть инопланетяне, тонко чувствовали неправду. С недавних пор начал чувствовать и он. В том числе, когда врал самому себе, такое вот поразительное свойство открылось через обычные тренировки. Если честно, если совсем-совсем честно… чего он желает на самом деле? Уж не того ли, чтоб его всего-навсего не трогали? А?

— Иаллованна — она мудрая была, — грустно сказал профессор. — Она спросила у мира, нужна ли. Услышала, что не нужна. И ушла великая повелительница, погасло летучее пламя, и умерла надежда…

— А Мэй Мао? — не удержался он.

— Кошка Мэй — талантливый организатор! — с огромным уважением признал профессор. — Она… слышит всех, да. Мы смеемся над ней, потешаемся даже, и за дело потешаемся, а она слушает — и делает так, чтоб все работали. Организует, да. Своего не добавляет, не требует. Каков мир есть — его и организует. Мэй Мао — то, что Арктуру нужно. А Иаллованна…

— Не верится, что Ики была Крылатой принцессой, — честно сказал он. — Не похоже. Такая простая девчонка. Была.

— Летучего пламени над головой искал? Крыльев? — снова усмехнулся профессор. — Но величие — оно не в пламени. Не в крыльях.

Профессор устало прикрыл глаза. Болезнь явно брала верх, и недолгое интеллектуальное усилие вымотало старика.

— Вам надо отдыхать! — спохватился он. — И лекарства!

Профессор отрицательно качнул пальцами:

— Уйду скоро. Говорим. Ты — ученик Кошки Мэй, обязан знать. Знай: мир твой — не единственный сущий…

— Я знаю уже…

— Знаешь. Но не все. Миры суть одно. Одни законы. Я, профессор психопатологии этносов Хэй Син, открыл-доказал!

— Белхалаш и господари? — не поверил он. — Здесь?

— И маскулины, — серьезно сказал профессор. — И законы Аркана. Арктур и Земля — одно. Я, Хэй Син, исследовал-понял!

— И убийцыАспанбека? Профсоюзные боевики, да? Что-то не видно.

— Будут, — тихо пообещал старик и прикрыл глаза. — И великие воины справедливости устают. Устают, мирной жизни начинают желать. А ее нет, мирной жизни-то…

Профессор не шевелился, и ему показалось даже, что тот умер прямо на стуле. Но старик снова открыл глаза.

— Все будет, — улыбнулся Ян Хэк. — Великий воин вернется. Выйдешь однажды, увидишь господарскую тварь на улице — и случится. Вернешься, вилы возьмешь — и убьешь господарскую тварь, чтоб на людей не выпускали. Скажут против господари — и господарей убьешь. Так будет. Убийцы Аспанбека — аватары законов мироздания самого, без них никак. Ты увидишь.

Профессор поднялся неожиданно легко.

— Вот и сказал, — облегченно повел пальцами старый боевик. — Больше ничто в мире не держит.

И шагнул к выходу. Прямо как был, в сандалиях на босу ногу.

— Точка перехода закрыта, — напомнил он.

— Что мне переход? Что мне Арктур? Воин справедливости — он везде. Ты поймешь.

В дверях старик остановился в сомнении.

— Отвечу на вопрос. На самый главный, незаданный. Смысл жизни, верно? Госпожа Тан сказала — убьют ее, чтоб деток воспитал. Вот для того и живешь. Дети — они вне войны. Запомни. Я, Ян Хэк, профсоюзный убийца, я, Руфес, бандит из плавней, И Хэй Син, профессор психопатологии этносов, так сказал!

Гордые слова еще звучали, а старика уже не было. Ушел. Потом он задавался вопросом, почему отпустил его. Больного, раздетого, в ночь и снег. Так и не нашел ответа. Да, бродил утром, искал следы. Не нашел, естественно, какие следы на укатанной улице. И на точке перехода лежал нетронутый снег, туда тоже сбегал… Потом нарвался на кавказскую овчарку. Или среднеазиатскую, кто б различал этих тварей господарских. Зверюга загнала на забор какую-то девчонку и кровожадно рычала внизу. Зрелище, довольно частое для их коттеджного поселка. Раньше он обходил собак дальней дорогой или вообще возвращался домой, но в этот раз накатило бешенство.