Андрей Буторин - Клуб любителей фантастики, 2006

…Димка достал из-под рубашки флейту Пана и заиграл незатейливую мелодию, ту самую, что он (точнее, Уикее) играл возле умирающего друга перед тем, как очутиться здесь.

Увы, чуда не случилось. Все осталось без изменений — и почерневший кривой забор, и узенькие улочки с частными скромными домиками, идущие вниз по склону, и петляющая внизу река, и каменные трех- и пятиэтажные здания городских кварталов за ней.

Димка еще раз тревожно оглянулся на прозрачно-светлый березняк. Одним видом своим этот радостный лесок настраивал душу на умиротворенно-созерцательные нотки. Трудно было представить, что оттуда может вынырнуть опасность. Правда, за березовой рощей начинался лес более «серьезный»; когда Димка пробегал по нему, под каждой темной высокой елью, за каждым мрачным раскидистым кустом ему мерещились злобные тени то ли зверей, то ли людей, которых он тоже относил к разряду хищников… Однако зловещего леса за белыми, чистыми стволами березок видно не было, и на сердце у парня стало не так тревожно. Да и погоня, если бы она продолжалась, уже непременно должна была его настигнуть. А раз ее нет, стало быть, его оставили в покое. Разумеется, не насовсем. Скорее всего, Семерка, встретив вернувшихся ни с чем старшеклассников, уже сообщил о его побеге в милицию.

Насколько Димка знал, городок, на окраине которого он переводил сейчас дух, был вторым по удаленности от детского дома. Если милиция не пошлет на поиски сразу несколько машин, что маловероятно, то у него есть немного форы. Хотя его поимка лишь дело времени, и как с умом использовать предоставленные ему часы, он не знал…

Наверное, в городе есть железнодорожный вокзал, а может быть, и речной. Но как он залезет в вагон или на палубу теплохода без билета? Такого опыта Димка, а тем более Уикее не имел. Если только выйти на шоссе и голосовать. Авось кто-нибудь и согласится подвезти его без денег. Вот только куда ехать? В Ростов, Воронеж, Москву? Димка кисло улыбнулся. А что его ждет в этих городах? Бродяжничество? Скитание по свалкам и помойкам, ночевки в подвалах и колодцах теплотрасс? Наверное, можно зарабатывать, играя на флейте. Но много ли этим заработаешь?

Димка встал и медленно побрел вдоль забора по колдобистой грунтовой дороге, которая незаметно превратилась в неширокую улочку с разбитыми дощатыми мостками по краям, где сначала редко, а потом один за другим стали попадаться бревенчатые, потемневшие от времени, совсем деревенские по виду дома. Улица шла почти параллельно склону, слегка загибаясь книзу, и идти было легко — лишь переставляй ноги. Что Димка и делал совершенно механически, не задумываясь о конечной цели, не смотря по сторонам, лишь изредка вздрагивая от нервного собачьего тявканья из-за очередного забора.

Только сейчас, прошагав уже с полкилометра, Димка заметил, что до сих пор держит в руке флейту. Сначала он хотел сунуть ее за пазуху, но потом передумал, поднес к губам. Опять же не задумываясь, стал что-то негромко насвистывать, пока не сообразил, что снова играет мелодию из «Генералов…». «Ну что ж, очень подходящая тема, — горько усмехнулся он. — Придется привыкать к жизни „в трущобах городских“!»

Димка топал прямо по центру улочки, благо ни одной машины или захудалого мотоцикла ему за это время не встретилось. Но вот впереди по всей ширине дороги распласталось лоснящееся жирное пятно недавней лужи, и парень шагнул на мостки, не переставая наигрывать любимую музыкальную тему. Неожиданно рядом скрипнула калитка, и Димка сделал пару быстрых шагов, чтобы не столкнуться с тем, кто из нее может выйти. Он, не оглядываясь, пошлепал дальше по пружинящим доскам, когда сзади его окликнули:

— Мальчик! Постой, мальчик!

Димка недоуменно оглянулся — кому он тут мог понадобиться? — и увидел стоявшую на мостках возле открытой калитки женщину. Она была одета по «деревенской моде» — темная юбка, выцветшая голубая кофта, светлый цветастый платок — и показалась ему сначала довольно пожилой, даже старой. Но подойдя ближе, он увидел, что женщина вряд ли много старше его мамы — ну, может, лет на пять — семь, — просто седая прядка, выбившаяся из-под платка, да морщины у плотно сжатого рта и возле глаз прибавляли ей лишние годы. Ну и одежда, конечно. А вот глаза у женщины были совсем молодые — голубые, блестящие, только уж очень печальные, словно насмотрелись в жизни такого, что в существование счастья и радости больше не верили.