Аркадий Стругацкий: Третий глаз

Это время — конец 50-х, начало 60-х годов — было замечательно тем, что громадный слой общества обнаружил Будущее. Раньше Будущее существовало как некая философская категория. Все понимали, что оно есть и что оно светлое. Но никто на самом деле на эту тему не думал, потому что она была совершенно абстрактной. Теперь же оказалось, что светлое Будущее, коммунизм — не есть нечто раз и навсегда данное классиками. Это то, о чем надо говорить, что достойно самых серьезных дискуссий, и что, по-видимому, зависит от нас. Конечно, в колхозах и цехах не спорили о Будущем — там было не до того, время-то еще очень тяжелое. Но определенный слой интеллигенции, тот самый, которому открыл глаза XX съезд, о Будущем говорил очень много.

Что касается братьев Стругацких, то им вдруг стало ясно: есть чисто литературная задача, которой надлежит заняться немедленно. Надо написать о Будущем не вообще, а создать такой облик грядущего, который был бы, во-первых, привлекательным , потому что общество, скажем, описанное Ефремовым в “Туманности Андромеды”, далеко не с каждой точки зрения привлекательно. Это общество холодное, это общество не для всех, если угодно, элитарное общество. Нужно же создать общество, которое было бы устроено просто и ясно, со структурой доступной и легко воспринимаемой каждым читателем, каждым школьником. И, наконец, очень важное для нас условие — мы должны описать достоверное общество. Вот тогда молодые и восторженно-глуповатые братья Стругацкие выдвинули свой тезис о том, что главные конфликты Будущего — конфликты лучшего с хорошим. Этот тезис очень понравился им. И литературным критикам тоже — они пытались подхватить его как Знамя, как Лозунг. Насколько я помню, Би-Би-Си выступило с ехидной заметкой, мол, нечего им больше делать в Советском Союзе, как организовывать борьбу лучшего с хорошим, а других, оказывается, у них проблем нет. Однако по тому времени эта идея была полезная, потому что позволяла создавать общество “Возвращения”, общество, описанное нами в “Полдень, XXII век”, состоящее из людей с одной стороны хороших, а с другой — понятных и близких. Это были младшие научные сотрудники, энтузиасты своего дела, которые прямо из НИИ 60-х годов перепорхнули в XXII век, что очень понравилось нашим молодым друзьям. Взрослые, конечно, плохо себе представляли, как так может произойти, они знали, что энтузиазм надолго не сохраняется. Мы объяснили: все человеческие качества, как известно, распределены по гауссиане. Доброта, например. Большинство людей имеет какую-то среднюю доброту. Некоторое количество людей (их относительно мало) — исключительно злобные личности. И наоборот, есть люди с повышенной мерой добра — их тоже относительно мало. Так вот, движение человечества в Будущее заключается в том, что эта кривая передвигается по оси абсцисс. То есть, сегодняшняя медиана добра через двести лет окажется в левой части графика, и люди с такой мерой добра станут редкостью. А наиболее распространенными через двести лет будут люди, которые сейчас находятся в правой части графика и которых сейчас так мало.

То был необходимый период, который мы, благополучно прошли. Называйте это болезнью или расцветом. Уж как вам будет угодно. Однако довольно скоро, очевидно, по мере взросления и накопления жизненного опыта, мы сделали большое открытие. Мы обнаружили, что далеко не все окружающие нас люди считают описываемое нами блистательное и светлое Будущее таким же блистательным и светлым. Во всяком случае у этого будущего есть много врагов. Часть врагов — просто злобные невежественные дураки, но это меньшинство, о котором можно бы и не говорить. Но! Существует, оказывается, обширный пласт людей — их нельзя назвать злобными, дураками, но они не хотят этого Будущего! Ибо то Будущее, которое мы представляли себе таким замечательным, предусматривало поглощение духовных благ в максимальных количествах. А большинству людей духовные блага просто не нужны. Не потому, что они какие-то особенно глупые, а просто потому, что они не знают о существовании этих благ.

Вырастает фигура обывателя-мещанина, который нам тогда казался главным врагом коммунизма, врагом номер один, и которого мы, по мере сил своих и возможностей, принялись с азартом изображать в “Попытке к бегству”, “Трудно быть богом”, “Понедельник начинается в субботу” и, особенно, в “Хищных вещах века”. Стало ясно, что коммунистические перспективы застилает какой-то неприятный непрозрачный туман. Стал возникать вопрос: а как, собственно, те реальные люди, которых мы видим вокруг себя, вдруг окажутся в коммунизме? Где та сила, которая сделает их героями повести “Полдень, XXII век”? Нас учили, что это сила очень простая: общий социальный прогресс, рост материального благосостояния, уничтожение нищеты. А когда нищета будет уничтожена и каждый подучит то, что хочет, тогда, как следствие, исчезнут все язвы, мерзости, и все люди станут хорошими. Этот тезис, в школе и на первых курсах университета совершенно очевидный для нас, вдруг дал трещину. Существует же множество государств, где уровень жизни намного выше, чем у нас, но, тем не менее, там полным-полно всякой дряни. С ощущением “ЧТО-ТО НЕ ТО” братья Стругацкие приезжают в Гагры в марте 1965 года и привозят с собой задуманную повесть. Эта повесть целиком и полностью была направлена против злобного мещанина, человека, интересующегося исключительно миром материального и бесконечно далекого от мира духовного. Была, собственно, только ситуация. Вот остров. На острове оказываются люди — терпят, скажем, кораблекрушение — и находят там обезьян. Обезьяны ведут себя странно, люди умирают, происходят загадочные события. А потом выясняется, что встретились людям не обычные обезьяны, а некие псевдообезьяны, которые питаются человеческими мыслями. Символ, как вы понимаете, достаточно прозрачный: жирные, жаждущие только материального существа, живут за счет человеческого интеллекта.